Cтрах смерти по Фрэнсису Бэкону

Фрагмент о страхе смерти из книги Фрэнсиса Бэкона «Великое восстановление наук. Новый Органон».

II. О смерти

Люди страшатся смерти, как малые дети потемок; и как у детей  этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти. Конечно, мысль  о  смерти  как каре за  грехи и переходе в иной  мир благочестива. Но боязнь ее как  неизбежной дани природе есть слабость. Да и в благочестивые о ней  размышления  примешивается  порой  доля  суетности и суеверия.  В  иных монашеских  сочинениях  о   смертных  муках  нам  напоминают, какова боль, ощущаемая человеком, если терзать хотя бы  кончик пальца его, и каковы, следовательно, должны быть муки смерти, когда разрушается все  тело. А между тем смерть зачастую  менее  мучительна,  чем повреждение  одного члена, ибо самые  важные для  жизни органы не есть самые  чувствительные. "Pompa mortis magis terret quam mors  ipsa"^[1]  --  слова эти  заключают в себе и философскую и житейскую  истину. Стоны, судороги,  мертвенный  лик, слезы друзей, траур, погребение и прочее -- вот отчего смерть предстает ужасной.

Заметьте, что нет в душе  человека такой даже самой слабой  страсти, которая не побеждала бы страха смерти; а  значит, смерть не может быть столь уж  страшным врагом, раз есть у человека целая рать, способная  ее одолеть. Месть торжествует над смертью; любовь ее презирает; честь призывает ее; горе ищет в ней прибежища;  страх предвосхищает ее. А  когда  убил себя император Отон, жалость -- это слабейшее из чувств -- многих побудила искать смерти из сочувствия  императору  и  в  знак  верности. Сюда же Сенека  прибавляет еще прихотливость и пресыщение: "Cogita  quamdiu  eadem feceris, mori velle  non tantum fortis, aut  miser,  sed etiam fastidiosus potest"^[2].  Ведь человек  бывает  готов умереть, не будучи ни  храбрецом,  ни  несчастливцем, оттого  только, что  ему  наскучит  однообразие. Заметьте  и  то,  как  мало действует приближение смерти  на  сильных духом, ибо каждый из них до  конца остается самим собой. Цезарь  Август  умер с любезностью на  устах:  "Livia, conjugii  nostri memor,  vive  et  vale!"^[3] Тиберий  --  продолжая лукавить;  как   говорит   Тацит:  "Jam  Tiberium  vires,   et  corpus,  non dissimulatio,  deserebant"^[4];  Веспасиан  --  с  шуткой,  сидя  на стульчаке: "Ut puto deus fio"^[5]; Гальба  -- с изречением, подставляя шею убийце: "Feri, si ex re sit populi Romani"^[6]; Септимий Север -- впопыхах: "Adeste, si quid mihi   restat  agendum"^[7]. И так далее.

Стоики, несомненно, уделяли смерти чрезмерно много внимания и пышными к ней приготовлениями делали ее еще более устрашающей. Мне же более по душе тот, "qui finem  vitae extremum inter munera ponat naturae"^[8]. Умереть столь же естественно, как и родиться; а для младенца второе, быть может, не  менее болезненно,  чем первое.  Кто умирает за важным  делом  -- подобен  раненному в жарком бою, поначалу едва ощущающему боль. Поэтому, кто поглощен благими помыслами, тот поистине  избавлен от мук смерти. Но всего слаще, поверьте, звучит гимн "Nunc  dimittis"^[9], когда человек достиг достойной цели  и оправдал ожидания. У смерти есть еще то, что она открывает врата доброй славы и унимает завистников: "Extinctus amabitur idem"^[10].

Примечание:

1. "Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти". Сенека,  "Письма", III, 3. -- 354.
2. "Подумай, как долго делал ты одно и то же; не одни лишь храбрецы или несчастливцы захотят умереть, но и те, кто поразборчивей". Сенека, "Письма", X, 1. -- 355.
3. "Ливия, помни, как жили мы вместе; живи и прощай!". Светоний, "Жизнь двенадцати Цезарей" (Божественный Август, 99). -- 355.
4. "Уже Тиберия покидали телесные, покидали жизненные силы,  но все еще не покидало притворство". Тацит, "Анналы", кн. VI, 50. -- 355.
5. "...кажется,  я  становлюсь  богом".  Светоний,  "Жизнь   двенадцати Цезарей" (Божественный Веспасиан, 23). -- 355.
6. "Рази, если так нужно римскому народу". Тацит, "История". кн. I, 41. -- 355.
7. "Приблизься, если мне еще остается что-либо сделать",  Дион Кассий, "Римская история", LXXVI, 17. -- 355.
8. "Что почитает за дар природы предел своей жизни". Ювенал, "Сатиры", X, ст. 358. -- 355.
9. "Ныне отпускаешь". Нов. Зав., Лук., гл. 2, ст. 29. -- 355.
10. "...Одной только  смертью смиряется  зависть".  Гораций, "Послания", кн. II, 1. --355.

Источник: Фрэнсис Бэкон "Великое восстановление наук. Новый Органон"