Ганс Файхингер «Философия «как если бы»» Часть 25 Глава 21

Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2017
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

Продолжение...

ГЛАВА 21

Разница между фикцией и гипотезой

Мы уже показали, что с фикциями в большинстве случаев обходятся как с гипотезами (хотя методологически они совершенно непохожи). Объясняет это факт того, что фикция и гипотезы очень похожи внешне, что они не всегда могут в действительности быть разделены и, наконец, что логическая теория может сформироваться лишь некоторое время спустя после развития научной процедуры.

Гипотеза направлена в сторону реальности (1), т.е. мыслительный конструкт, содержащийся в ней, заявляет или надеется совпасть с некоторым восприятием в будущем. Он предоставляет свою реальность на проверку и требует верификации, т.е. желает быть обоснованно истинным, реальным и выражающим реальность. Каждая гипотеза без исключения намеревается установить реальность, и даже хотя мы не уверены в действительном явлении чего-то гипотетически предположенного, мы все же оставляем надежду, что предположение в конечном итоге будет обоснованно истинным. Если, таким образом, мы выдвинем гипотезу, что человек – потомок низших млекопитающих, мы определенно настаиваем на действительном существовании прямых и непрямых предков человека, мы выражаем убеждение, что если бы мы жили в то время – фикция, невозможная с практической точки зрения, но логически необходимая – они бы представлялись восприятию, и надежду, что останки этих исчезнувших звеньев могут до сих пор быть найдены. Мы вынуждены обосновывать эту гипотезу законом причинности. Поскольку, в соответствии с этим законом, у которого до сих пор не было известно исключений, каждый феномен может быть объяснен некоторым другим, пока он не является элементарным. И поскольку человеческий организм показывает каждым проявлением, что он не элементарный феномен, к нему следует относиться как к результату другого феномена. Мы тем самым предполагаем существование до сих пор неизвестного звена – недостающего звена – необходимого причинного соотношения по аналогии с взаимосвязанностью, также известной нам. Что мы подразумеваем и гипотетически предполагаем, так это существование опосредующей формы, из которой произошли современные люди в соответствии с неизменными законами последовательности. Это и есть гипотеза.

Теперь пришло время разобраться с фикцией. Когда Гете представил идею архетипа животного, по аналогии с которым нужно было относиться ко всем, интерпретировать и воспринимать все известные виды животных как модификацию, это изобретение архетипа животного было схематической фикцией. Поскольку Гете не хотел таким образом предположить действительное существование архетипа животного или иметь в виду, что он когда-либо мог быть воспринят или мог существовать; он лишь утверждал, что все животные должны рассматриваться, как если бы они были модификациями архетипа. Фиктивный элемент в фикции этого типа – это то, что нас приглашают действовать, как если бы такое животное могло существовать; гипотетический элемент – поскольку это полу-фикция – это утверждение, что все животные формы сводимы к единственному типу. Это предположение основано на наблюдении, и его верность должна была бы быть продемонстрирована индуктивно, через показ того, что все животные формы, как целое и частное, должны быть рассматриваемы как модификации такого идеального типа (2).

Ценность фикции Гете довольно ясна. Она предлагает целиком новую классификацию животных форм, а также эвристически подготавливает путь для истины. Она была признана спустя время эвристической фикцией, но сейчас перестала использоваться, потому что верная точка зрения заняла свое место в Дарвиновской теории, которая предполагает, что все животные формы развиваются одна из другой и что архетип животного может в лучшем случае представляться как одноклеточный организм. Тем самым, фикция Гете эвристически подготовила путь для Дарвиновской гипотезы. И в то же время, когда дарвинизм предполагает действительное существование таких животных архетипов, Гете определенно отвергал его.

Гете хотел, чтобы его идея рассматривалась как фикция. И это не было ошибкой с его стороны, как об этом можно подумать, поскольку архетип животного Гете был полезной фикцией, потому что описывал простейшую живую форму и предполагал изначальную форму, изначальный тип для всех форм и рассматривал их как его модификацию.

Является ли эта фикция теперь полезной, это другой вопрос. Сегодняшние примитивные животные (Monera, Bathybia) очень отличаются от животного архетипа Гете, ни понимающего существ таких бесформенных, ни предполагающего их существования. Он имел в голове единую форму, тип (не любой архетип животного, но тот самый архетип животного, говорил Гете). Его фикцию затронуло установление не реального факта, но чего-то, посредством чего можно разобраться с реальностью, охватить реальность, и это действительно показывается в случае с данным примером. Этот пример также призван показать, как легко фикция и гипотеза могут быть связаны, и как здесь незаменимо четкое логическое различение.

Функция гипотезы, конечно, только временная – но цель, которую она в конечном счёте имеет в виду, будет проверена теорией и установлена опытными фактами. Гипотеза также должна быть отброшена, но это потому что гипотетическая идея стала полностью подходящей для приема в круг принимаемого за реальное. Временный объект фикции весьма отличается; поскольку фикция, до тех пор, пока мы называем ее временным вспомогательным конструктом, должна отбрасываться с течением времени и давать дорогу ее реальной функции; но до тех пор, пока она чистая фикция, она должна, по крайней мере логически исчезнуть, как только она достигла своей цели.

Близко относится к этой теме вопрос, насколько, по случаю, может быть сомнительно, является ли данное предположение фикцией или гипотезой – к примеру, где гипотеза характеризуется так обще, что в конце концов она наверняка не может соответствовать действительной реальности, и где ожидается некоторая модификация вместе с верификацией ее общей части. Тем самым, мы можем до сих пор называть предположение Адама Смита гипотезой в той степени, в которой оно, на самом деле, выражает отчасти реальный факт, а общее предположение ожидает модификации дальнейшими условиями. Но в таких случаях всегда лучше избегать любой возможности ошибки, называя такое предположение фикцией. С другой стороны, иногда может быть рекомендовано не включать данное предположение под категорию фикций немедленно, особенно при наличии некоторых сомнений в существовании его реальных соответствий. Мы должны быть осторожны, чтобы не перекрыть путь к верификации, используя термин фикция, и того больше мы должны остерегаться более очевидной ошибки навешивания на предположение ярлыка фикции из чистой лени с целью, тем самым, избежать тяжёлого труда по верификации. В некоторых случаях может быть весьма трудно сказать, является ли данное предположение фикцией или гипотезой, и в любом случае мы можем принять гипотезу, что это фикция. Возможность этого переплетения является лучшим доказательством, что фикцию и гипотезу должно различать. И тогда, если есть некоторые сомнения, является ли данное предположение фикцией или гипотезой, следует провести детальную и точную проверку, чтобы решить этот вопрос.

Таким образом, настоящее отличие между этими двумя вещами заключается в том, что фикция – это лишь вспомогательный конструкт, непрямой подход, подмостки, ждущие сноса, в то время как гипотеза ждёт определенного установления. Первое искусственно, второе естественно. Что неоспоримо, так это то, что гипотеза часто может предоставлять отличную службу как фикция, и этому мы показали много примеров выше. С другой стороны, фикция может стать лишней с течением времени, и мы знаем, что мысль всегда рада отбросить свои костыли. Но основные типы настоящих фикций никогда не отвергаются мыслью, поскольку без них рефлексия и анализ стали бы невозможны.

Гипотеза в конечном итоге имеет лишь теоретический объект, заключающийся в сопоставлении фактов и заполнении пустот в этих сопоставлениях, на опыте оказывающихся множественными; и в установлении того, что изначально и в конечном итоге неизменно. С другой стороны, каждая фикция имеет, строго говоря, лишь практический объект в науке, поскольку она не создаёт настоящего знания. Гипотеза намеревается разобраться с действительно наблюдаемыми противоречиями, в то время как фикция призывает логические противоречия к существованию. По этой причине их проявления и их методы применения весьма различаются. Гипотеза пытается обнаружить, фикция — изобрести. По этой причине первое также часто называют decouverte; тогда как дифференциальное исчисление вообще (к примеру, Д’Алембертом) называют изобретением. Естественные законы открывают, а машины изобретают. Фикции, как научные мыслительные инструменты, без которых высшее развитие мысли невозможно, изобретены. Однако, хорошо известно, что открытие и изобретение не всегда могут быть строго отделены друг от друга — больше, чем гипотеза от фикции. Атом является не открытием естественной науки, но изобретением.

Выше мы говорили о необходимости верификации для каждой гипотезы. Но не должно ли нечто подобное наблюдаться в случае фикции?

Верификации гипотезы соответствует обоснованность фикции. Если первое должно быть подтверждено опытом, второе должно быть обосновано услугой, которую оно оказывает опытной науке. Если фиктивный конструкт сформирован, оправданием и обоснованием для него должно быть то, что он полезен дискурсивной мысли. Это обоснование всегда дело особой проверки, как и верификация. Фикции, что не оправдывают себя, т.е. не могут быть обоснованно полезными и необходимыми, должны быть устранены, как и гипотезы, что не могут быть верифицированы.

Конструирование фикций – такое же оправданное и необходимое средство научного исследования, что и гипотезы. Что А. Ланге говорит о гипотезах, mutatis mutandis сохраняет свою силу также и для фикций: «Мудрец не тот, кто избегает гипотез, но кто предполагает наиболее вероятные, и кто знает, как рассчитать степень их вероятности». Если мы заменим здесь гипотезы на фикции, а вероятность на целесообразность, это высказывание абсолютно подходит и для фикций. Действительно, само возражение, справедливо направленное против тех, кто не приемлет гипотез, а именно, что даже самые распространенные предположения человечества основаны на гипотезах, просто принявших высокую степень вероятности, а часто даже не на этом – такое же возражение может и должно быть направлено против тех, кто как Дюринг, не приемлет фикций. Поскольку несомненно, что даже самое обычное предположение не может быть сделано без создания фикций, к примеру, как категорий и общих идей; хотя в течение времени они стали так обыденны, что их фиктивная природа перестала замечаться. В действительности они – фикции, ежедневно оправдывающие свое существование оказываемой ими службой.

Весьма естественно, что фикция должна иметь методологию, совершенно отличающуюся от таковой у гипотезы. Методология у второго состоит в том, что предполагаемое возможно не только для мысли, но и возможно в действительности, и что опытные факты соглашаются с этим. Один единственный противоречащий факт может разрушить гипотезу. Это совершенно не имеет силы в случае с фикцией: ни ее противоречие опыту, ни даже логическое возражение не может затронуть ее, или в любом случае затрагивает не так, как гипотезу. Принципом правил гипотетического метода является возможность концептуальных конструктов, тогда как у фикций это их целесообразность. Правила могут быть выведены из этого общего принципа, но они могут быть лучше достигнуты индуктивно, через наблюдение конкретной фикции и процедуры, посредством которой они успешно применяются. Целесообразность не только определяет принятие или отвержение конкретной фикции, но и выбор ее из всех остальных. Если фикция в конце концов была принята, принципиальным требованием к ней становится предосторожность не превратить ее ни в гипотезу, ни в догму, и не заменять на реальность выведенное из фикции без предварительно сделанных необходимых поправок. Куда более важным требованием, однако, является то, что нам нельзя давать сбивать себя с толку или давать тревожить себя противоречиям фикций с миром опыта или ее противоречивости самой себе, и что нам нельзя выводить так называемые «мировые вопросы» из этих противоречий. Другими словами, нам нельзя привязываться к этим фикциям, даже если они необходимы, но мы должны признавать в них фикции и быть уверенными в этом знании и не позволять себе попадаться и путаться в иллюзорных вопросах и проблемах, исходящих из них.

Вникание в тонкости этих противоречий вводит нас в самые серьезные искажения мысли, и мы должны защищаться от потери себя на окольных путях и лабиринтах этого рода. Все это очень отличается от правил, применяющихся в отношении гипотез. Как об этом говорит Лотце (Logik, стр. 399), «каждая гипотеза претендует на то, чтобы быть не только фигурой мысли или средством установления конкретности мысли, но утверждением факта». «Каждый, кто устанавливает гипотезу, считает, что он продолжает ряд реальных фактов счастливым предсказанием фактов не менее реальных, хотя и выдающихся за границы его наблюдения». «Рассматриваемый факт должен мыслиться как действительно существующий». «Фикции, с другой стороны», он говорит [E.T. стр. 351], «это предположения, сделанные с полным пониманием невозможности предполагаемой вещи, из-за того ли, что она внутренне противоречива, или потому что на внешних основаниях она не может быть выражением реальности». Здесь Лотце не только весьма верно выделяет различие между фикцией и гипотезой, но еще и показывает разницу между двумя видами фикции.

Предыдущие части книги можно найти по ссылке: https://ykgr.ru/biblio/filosof/hans-vaihinger

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ykgr.ru

шлюхи в Москве встречаются исключительно на своей территории, смотри wowmoskva.ru. Все успешные мужчины уже давно оценили преимущества проституток города. Лучшие в городе шлюхи в Москве, сочные и сладкие, они такие игривые и чуткие, что ты не устоишь перед ними. Выбери девушку сейчас.