Ганс Файхингер «Философия «как если бы»» Часть 26 Глава 22

Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2017
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

Продолжение...

ГЛАВА 22

Лингвистическая форма фикции. Анализ «как если бы»

Теперь мы должны также исследовать в соответствующем контексте вопрос, время от времени уже встречавшийся нам, а именно — образ, которым фикции выражаются в языке. Это также покажет глубокое фундаментальное различие между фикцией и гипотезой. Действительно, отчетливое различие в соответствующих им формах лингвистического выражения должно было само по себе развеять любое недоразумение. Грамматика как целое, разумеется, может быть областью, содержащей материал для логики; поскольку, хотя мысль и речь не идентичны, речь, тем не менее, это средство, используемое мыслью, и изучение тонкого развития этого инструмента, следовательно, чрезвычайно важная задача, в то же время предлагающая плодотворное поле для логической теории, и хотя речь и мысль не идентичны, между ними есть связь. Аристотель был весьма прав, проводя связь между его Логикой и Грамматикой. Среди современных писателей лишь Ламберт, проделавший тщательный анализ логического смысла и ценности отдельных частиц, проявил какую-то оригинальность. И все же, связи предложений через частицы – это настоящие логические узлы, с помощью которых отдельные члены связываются вместе. Вся цепочка мыслей часто сжимается в частицу, и логический анализ данной цепочки должен тем самым направить частное внимание на соединительные частицы.

Мы по нескольким поводам уже сталкивались с фиктивными способами выражения. К примеру, каждая кривая линия рассматривается (может рассматриваться, должна рассматриваться), как если бы она состояла из бесконечного количества бесконечно малых прямых. Мы находим здесь странное сочетание. Но не будем пока что делать ударение на том, что первая грамматическая основа этого сложного предложения может излагаться с проблематикой, предложением или аподиктически; давайте лучше сконцентрируемся на странном сочетании частиц, как если бы, и сравним формы, которые оно принимает в разных языках: латинском — quasi, так же — sicut; французском — comme si, que si; немецком — als ob, wie wenn; греческом — ?? ?? [????], ?? ?? ??. 

Наше предположение, гласящее, что в предыдущем анализе все фикции выводятся из сравнительной апперцепции, поддерживается их лингвистической формой. Поскольку что представляет комбинация частиц как если бы, as if, als ob, wie wenn и т.д.?  В первую очередь, очевидно, сравнение; это заявляется через als, wie, поскольку это частицы сравнения. Таким образом, кривая линия, если брать конкретный случай, рассматривается как череда бесконечно малых; здесь у нас находится первая сравнительная апперцепция, кривая линия воспринимается средствами концептуального конструкта бесконечно малых. Но это сравнение затем модифицируется через wenn и ob. Это, конечно же, не простое сравнение, не только троп, и все же это не настоящая аналогия. Сравнение лежит посередине между тропом и настоящей аналогией; другими словами, между риторическим сравнением и действительным уравнением. Тем самым, это вид сравнения, весьма отличающийся от, к примеру, сравнительной анатомии, где организм человека сравнивается с организмом гориллы, или сравнительной филологии, где сравнивается структура германских языков со, скажем, романскими. Это настоящие аналогии, сравнения на основании общего первичного и общих законов структуры. Это также принадлежит иному порядку, чем простой троп, как когда, например, кривая линия сравнивается с кривой дорогой разбойника. Это троп. Настоящей аналогией было бы сравнение четырех секторов конуса друг с другом. Но что, если бы я относился к кривой линии как к прямой? Будет ли это тропом? Разумеется, это нечто большее. Будет ли это настоящей аналогией? Можно с уверенностью сказать, что это нечто меньшее. Это — фикция. Сравнение возможно лишь не напрямую, через опосредующую идею бесконечно малого.

Если бы это было аналогией или тропом, простого как (wie) было бы достаточно. Но поскольку это не первое и не второе, к как (wie) добавляется если бы (wenn), к als добавляется ob. Что же подразумевается под этими добавлениями? В если бы заложено предположение условия и, в этом примере в самом деле, невозможного случая. В этом комплексе частиц лежит, на самом деле, весь мыслительный процесс, присущий фикции. Давайте продолжим наш анализ. Если мы возьмём если бы за точку отсчёта, предложение читалось бы как «Если бы были бесконечно малые, тогда бы кривая линия могла рассматриваться сделанной из них»; или «Если бы были атомы, тогда бы материя могла рассматриваться как сделанная из них»; или другой пример – «Если бы эгоизм был единственным побудительным мотивом человеческого поведения, тогда мы должны были бы быть способны выводить социальные отношения исключительно из него».

В условном простом предложении утверждается что-то невозможное или нереальное, и все же, из этой нереальности и невозможности выводятся заключения. Несмотря на его нереальность или невозможность, предположение формально поддерживается. Оно рассматривается как конструкт апперцепции, под которым нечто может рассматриваться, и из которого могут выводиться заключения.

Что же тогда содержится в как если бы? Судя по всему, в нем должно быть заложено что-то скрытое, вдобавок к нереальности и невозможности предположения условного предложения. Эти частицы, очевидно, предполагают решение сохранять предположение формально, несмотря на эти сложности. Между как и если бы, wie и wenn, als и ob, comme и si, qua-si, предполагается целое предложение. Что же, в таком случае, это значит, если мы говорим, что материя должна рассматриваться, как если бы она состояла из атомов? Это может значить только что эмпирически данная материя должна рассматриваться, как она рассматривалась бы, если бы состояла из атомов, или что кривая должна рассматриваться, какой она была бы, если бы состояла из бесконечно малых. Или, наконец, что социальные отношения должны рассматриваться, какими (wie) они были бы, если (wenn) бы эгоизм был единственной предтечей человеческого поведения. Тогда здесь есть четкое утверждение необходимости (возможности или действительности) включения в невозможное или нереальное предположение.

Тот же результат естественно следует из немецкой формы, als ob. Ob, в переводе на средневерхненемецкий – это wenn. Следовательно, у нас есть — материя должна рассматриваться, как (als) она рассматривалась бы, «если» («ob») рассматривалась и т.д. Так же и в французском — comme si, и в греческом – ?? ??, и т.д.

Тогда эта формула утверждает, что реальность как данное, частное, сравнивается с чем-то, чья невозможность в то же время признается. То, какая фикция используется в каждом случае, зависит от типа условного предложения. К примеру, в юридической фикции эта формула выражается следующим образом: этот наследник (1) должен рассматриваться, как он рассматривался бы, если бы умер до своего отца, наследующего, т.е. он должен быть лишён наследства. Или начинающиеся с если: — Если данный человек умер до своего отца, он бы рассматривался как все такие люди, т.е. он ничего не унаследовал бы. Человек должен рассматриваться так, как рассматриваются они, как такой же. В первую очередь мы здесь имеем сравнение, т.е. предложение произвести сравнительную или замещающую апперцепцию. Такое предложение на самом деле не утверждает ничего больше предлагаемого в предложении «человек должен рассматриваться как горилла». Почему? Потому что они схожи.

То же сохраняет свою силу и по отношению ко всем этим случаям; в них содержится предложение к сравнительной апперцепции. Вместе с этим предложением объявляется об основании этого сравнения на невозможном условии. Однако, вместо того, чтобы оставить его, оно по иным причинам тем не менее действительно производится.

Также мы теперь можем понять лингвистическую схожесть фикции с ошибкой и с гипотезой.

Широко известно, что грамматическая формула ошибки точно такая же. Вот почему фикция так часто путается с ошибкой. К примеру, мы говорим, что Декарт относился к идее Бога или Абсолюта, как если бы они были врождёнными; но это ошибка и т.д. Ошибка здесь отмечена той же формулой, и психологически у нее та же форма, что и у фикции. Ведь фикция – это лишь более осознанная, более практическая и плодотворная ошибка. Здесь, конечно, должно пониматься кое-что ещё. Здесь предлагается тем не менее сохранять это сравнение, но отбросить его как бесполезное.

Таким образом, мы видим, как много незаметных ходов мысли выражены в этой паре частиц, и как они служат разным целям.

Из анализа выше становится яснее и отношение к гипотезе. Форма фикции атома такова, что мы должны рассматривать материю, какой бы она была, если бы существовали атомы, из которых она бы представлялась состоящей. Форма гипотезы, связанной с этим предположением, следует такой: лишь при пресуппозиции, что атомы существуют, и только если они существуют, эмпирическое проявление феномена материи может быть объяснено. С помощью этого более раскрытого метода выражения мы видим, как на самом деле эти две идеи отличаются друг от друга с точки зрения лингвистики.

Несмотря на иногда кажущуюся двусмысленность, грамматическая разница между фикцией и гипотезой ярко выделяется. Линней не говорил, что мир растений был объективно поделён в соответствии с его категориями видов, как Лейбниц не говорил, что кривая состояла из бесконечно малых, а современные учёные, по крайней мере до тех пор, пока им позволяет их философская подготовка, не говорят, что материя действительно состоит из атомов. Кант никогда напрямую не утверждал, что мир в большинстве состоит из свободных, разумных существ. Они все, так или иначе, интерполируют «как если бы». Лейбниц, например, говорит, что его бесконечно малые – это modus dicendi; в то время как Кант говорит об Идее; (2) а ученые естественных наук говорят о мыслительных средствах, концептуальных средствах и т.д. Во всех этих выражениях, количество которых может быть существенно увеличено, «как если бы» где-то спрятано, и они все лишь иные формы фикции, иные формы выражения.

Таким образом, лингвистически спутать гипотезу и фикцию вовсе не просто; и стоило бы нам сказать вместо «это должно или может рассматриваться, как если бы» просто «это является», как высказывание стало бы либо лишь сокращением, либо определенно ошибкой. Однако науки обычно применяют более аккуратное выражение. Математики не говорят «каждая плоскость является состоящей из треугольников», потому что в своих основах тригонометрии они скажут: «в черчении вспомогательных линий каждая плоскость может пониматься, как если бы она была сделана из множества треугольников, и может рассматриваться как таковая». Осторожный психолог и юрист не говорит, что человек является свободным агентом, но что человек должен, по крайней мере юридически и с моральной точки зрения, рассматриваться, как если бы он был свободен.

При фиктивном суждении, как мы можем назвать это составное суждение, возможность или необходимость выражается вместе с положением о том, что это суждение не обладает объективной значимостью, только субъективной приемлемостью. Легко увидеть, что в выше указанных речевых формулировках в действительности выражены: во-первых, отрицание объективной приемлемости, т.е. настаивание на отсутствии реальности или невозможности утверждаемого в условном предложении; во-вторых, субъективная приемлемость, положение о том, что это суждение, будучи субъективным, допустимо, или даже необходимо для человеческого наблюдателя.

Из этого следует, что научные фиктивные суждения (как отличающиеся от эстетических фикций) могут появляться только на высоком уровне интеллектуального развития человека. Фиктивное суждение развило свои неотъемлемые качества лишь в современные времена, отчасти в связи с прогрессом математики, механики и юриспруденции, отчасти бок о бок с признанием того, что объективные события или сущности и субъективные отношения могут совпадать в конечном результате, и все же не быть идентичными. Древние философы же напротив, несмотря на свой скептицизм, были ограничены наивной теорией знания (cf. Глава 33). Следовательно, глубокое суждение такого типа возможно лишь в период развития усовершенствованного мышления.

Предыдущие части книги можно найти по ссылке: https://ykgr.ru/biblio/filosof/hans-vaihinger

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ykgr.ru