Архетип ребенка. К. Г. Юнг

Известно, что в психологической науке ХХ века именно Юнг вернул понятие архетипа в широкий научный обиход. Архетип представляет собой некую устойчивую матрицу, заложенную в пластах коллективного бессознательного. В работе «Архетип ребенка» Юнг утверждал, что личность может и не осознавать бессознательные процессы, которые проявляются посредством архетипических моделей в фантазиях и сновидениях, а в мифах «речь идет о традиционных формах, возраст которых чаще всего не поддается оценке», и потому, создаваемые и оформляемые веками, они представляют собой универсалии психики, а не только культуры. Ученым было выделено около шести главных архетипов, среди которых очень важную роль играет архетип Ребенка. Он часто возникает в мифах, сказках, фольклоре, литературе (как потерянное, обиженное, украденное либо нуждающееся в спасении дитя) и прочитывается сразу в нескольких аспектах.

Во-первых, это связано с личным бессознательным человека (любой сюжет активизирует личные детские воспоминания, травмы – поэтому нас так трогают истории, связанные с детьми), и тогда на основе прочитанного либо услышанного возникает потребность «утешения» внутреннего ребенка, обращения к нему со всем вниманием и любовью (у многих людей до зрелости сохраняется «детская» линия поведения). Этот архетип силен также при использовании в рекламе: смеющийся ребенок у всех пробуждает положительное отношение к товару, ставшему причиной детской радости – и частота появления в рекламе детей – тому лучшее подтверждение.

На более глубинном уровне архетип ребенка – это, как утверждал сам Юнг, «предсознательный аспект детства коллективной души». Это еще и нечто большее, чем личные «подзабытые» воспоминания детства: коллективный опыт, складывавшийся веками, если учесть, что онтогенез повторяет филогенез, в каждом бессознательном содержится пласт коллективной прапамяти. И тогда все сюжеты, связанные с «детской» темой, являются важным посланием из глубины веков, с тех времен, когда еще не было профессиональных психологов и психотерапевтов, но люди интуитивно учились и умели справляться с психологическими проблемами.

«Обиженный ребенок»

Этот образ-символ, пожалуй, является одним из наиболее устойчивых образов мировой литературы. «Едва ли необходимо ссылаться на все еще живого «младенца-Иисуса», который в легенде о Христофоре обнаруживает все тот же самый типичный аспект «меньше малого и больше большого», - утверждает Юнг. Однако, кроме младенца Иисуса, есть множество сюжетов с детьми, которые изначально несут в себе «божественную» ценность. Гораздо чаще речь именно о негативных воздействиях на ребенка – он, как правило, нуждается в помощи взрослого. Еще одна сторона этого архетипа – смерть ребенка или мертворождение, или вообще бесплодие героев. Практически в любой культуре это символизирует отсутствие будущего, деструктивное начало, потребность значимых перемен, смерть, статику.

«Обиженный ребенок», нуждающийся в помощи – это, в том числе, по Юнгу, «болезнь самости», ядра личности, которое, в общем-то, не может быть повреждено, но о котором «забыли», остро нуждающееся во внимании, чтобы исцелить всю личность. Юнг считал, что целью жизни каждого человека является процесс индивидуации – становления личности во всей полноте ее возможностей и потенциалов. А в основе этого процесса лежит идея самости. Груз детских травм и разочарований, невнимание к самости «тормозят» индивидуацию и препятствуют наслаждению жизни, самоактуализации, свободному познанию и волеизъявлению. На коллективном уровне отказ от спонтанности, крен в сторону рационализма, примат техники и науки отдаляют человечество от его сокровенной природы – не потому ли ХХ век стал таким страшным в мировой истории? Это ведь тоже «болезнь самости», но на макроуровне.

В личных сновидениях и фантазиях часто появляется множество детей (иногда это жемчужины, цветы или какие-то живые маленькие фигурки – гномы, эльфы, человечки) – и тогда это тревожный сигнал о расщеплении самости, фрагментации ее, изоляции одной части от другой. Так происходит вследствие самоосуждения, неприятия каких-то сторон своей личности, стремления соответствовать чужим идеалам и навязанным стандартам. Синтез самости – это то, что выступает насущной потребностью в таком случае.

«Грядущий ребенок»

Нередко в сказках встречается сюжет, когда царю или правителю предсказана смерть или бесславие от недавно рожденного младенца (сюжет о царе Ироде во множестве вариаций). И тогда основой сюжета является выживание, чудесное сокрытие младенца до поры до времени: множество добрых сил защищает и вскармливает необычного ребенка, и он, вырастая, все же следует предназначению судьбы и восстанавливает справедливость. Такой образ символизирует потенциал медленно, но неотвратимо вызревающих перемен, всегда позитивных, ибо любая застаревшая форма, даже самая «благая», неизбежно превращается в догму. Текучесть, спонтанность, самореализация, позволение жить – таково значение архетипа ребенка в этой вариации.

Двойственность образа ребенка

С одной стороны, очевидна беспомощность ребенка, его уязвимость, хрупкость перед лицом враждебного мира. Младенец (ребенок) лишен хитрости, чист душой и кажется обреченным, в сравнении с теми силами, которые коварно и хитроумно объединяются вокруг него. Но, с другой стороны, любая сказка ведет к счастливому финалу, и мы видим, что ребенок постепенно набирает силу, укрепляется в своей позиции и в какой-то степени выступает неуязвимым для всякого негативного воздействия. Что делает его таковым? Неискушенность, верность своей природе, умение оставаться собой, сохранять Самость. И это урок, который несут многие сказочные и литературные сюжеты человечеству. В принципе, любая психологическая работа начинается с пути к себе, понимания своих истинных потребностей, о которых «забыли», к своим подлинным, а не навязанным желаниям. И этот поворот всегда знаменует качественно новый этап развития личности на пути к ее индивидуации.

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте