Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2017
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

Продолжение...

ГЛАВА 25

Очерк общей теории фиктивных конструктов

Мысль окольна: в этом заключается настоящий секрет всех фикций. Главным объектом логической теории является отделение этих окольных путей от неизменных начальных точек и целей мысли. Фикции – это лишь временные перевалочные пункты мысли, и они не имеют следов в реальности. Мы снова и снова отмечали, что весь мир идей, вся субъективная концептуальная система взглядов человека лежит между ощущением и движением (которое в конце концов также может быть сведено к ощущению).

Конечным отношением логики к фикциям остаётся и должна оставаться их оценка как точек перехода для ума. Но мы рассматривали мысль как целое, со всеми ее вспомогательными аппаратами, ее инструментами и механизмами, другими словами, всю теоретическую деятельность человека лишь как точку перехода с практической полезностью в качестве конечной цели, будь то обычное действие либо интерпретированное идеалистично как действие этическое. Таким образом, мы модифицируем фундаментальную концепцию философии Фихте для нашей текущей цели. Идеи как точки перехода также являются соединениями, посредством которых устанавливается связь между идеями. Однако, сравнение физических событий с психическими должно восприниматься серьезно. Мы не должны рассматривать механические процессы лишь как физические феномены, но должны рассматривать их, как механика рассматривает их применения в практических целях, для увеличения мощности, например, рычаг, канатный блок, винт, наклонную плоскость и т.д. В мыслительной механике имеют место такие же события.

Психические феномены не являются механическими только с точки зрения того, что они происходят из необходимости и в соответствии с законом, что комбинации, слияния и апперцепции возникают механически, но поскольку они в том числе следуют законам их собственной, особой механики; в том смысле, что через применения вроде тех, что использует физическая механика, перерабатываются и используются элементарные естественные силы. Психика, таким образом, должна рассматриваться как машина, не только потому что она работает в соответствии с психо-механическими и психо-химическими законами, но и в том смысле, что ее естественные силы умножаются этими механическими процессами.

Машина – это приложение практической механики, посредством которого данное движение достигается с наименьшими затратами энергии. Человеческая психика, рассматриваемая как психическая машина, в высокой степени удовлетворяет этому условию, и поэтому ее деятельность должна рассматриваться как обладающая целью. Работа, требующаяся от человеческой психики – это движение в самом широком смысле этого термина, в первую очередь чисто внешнее движение, а также движение рефлексивное, а во вторую – движение своевольное, подчинённое сохранению организма. Вся машина психики, таким образом, должна рассматриваться как энергосберегающее устройство, как устройство, позволяющее организму совершать его движения наиболее эффективно, т.е. быстро, четко и с наименьшими затратами энергии.

Но машина, взятая в целом, состоит из отдельных частей, которые внутри нее имеют ту же задачу, что и вся машина в отношении комплекса феноменов. Так же и с психикой. Индивидуальные психические акты следует рассматривать с той же точки зрения, что и механизмы сохранения энергии, производящие желаемую работу так быстро и эффективно, как это возможно. И, наконец, мы должны также помнить, что человек постоянно совершенствует свои машины, что они делают свою работу ещё быстрее, лучше, эффективнее и с большей экономией энергии (нужно только вспомнить об эволюции парового двигателя); таким же образом психика всегда совершенствует свои механизмы.

Таким образом, психика – это машина, постоянно улучшающая себя, и ее задача состоит в совершении безопасных и целесообразных движений, необходимых для сохранения организма, с минимальными затратами энергии; движения в самом широком смысле слова, как конечной цели всех наших действий. Вся наша умственная жизнь произрастает из ощущения и находит наивысшую точку в движении; между ними лежат лишь точки перехода. Постепенное улучшение умственной машины ясно выражено, к примеру, в законе конденсации идей — психо-механическом процессе, существенно улучшающем скорость, безопасность и эффективность идей.

Это можно сравнить с эффективностью сжатого пара, к примеру, мощность которого напрямую зависит от его так называемого «натяжения». Конденсация не менее важна в психической машине, чем в более материальных машинах механики. Все формирование концепций можно свести к процессу конденсации, посредством которого существенно повышается его рабочая ёмкость. Мы должны, однако, помнить в этой связи, что первостепенной важностью обладает не машина, а ее работа. То же правдиво и для психики и ее особых машин. Ее целью является произведение целесообразных движений или, выражаясь идеалистически, действий этических. Относиться к идеям как к самоцелям ошибочно; а в последнем анализе теоретическое – это лишь средство практического. Как только мы начинаем рассматривать проблему с этой стороны серьезно, что впервые было предпринято Кантом и Фихте, освещается достаточно большое число проблем и неясностей.

До сих пор наш взгляд, хотя он и может казаться странным и надуманным, в сущности, лишь переносит на область психического метод подхода, давно ставший обычным среди физиологов в отношении органической функции мозга, особенно после того, как закон сохранения энергии дал нам глубже и вернее взглянуть на органические процессы. Более того, наше отношение является лишь частным применением и более серьезным развитием того, что уже можно найти у Канта, Гербарта, Фихте и Шопенгауэра.

Мы не можем принять обычный взгляд, что мысль является самоцелью. Мысль служит как средство коммуникации с другими, и ее отдельные механизмы должны рассматриваться как механически целесообразные. Сведение всего концептуального мира к таким мыслительным целесообразностям является задачей эпистемологии, ее методология формирует субъектную сущность логики. Все логические методы, включая фиктивные, – это лишь помощь и вспомогательные устройства этой машины, механическую структуру и полезную работу которой мы рассмотрели выше.

Настоящей задачей методологии является научить нас манипулировать этим инструментом, этой мыслительной машиной. Мы уже отмечали, что методология такого рода может довольствоваться сначала внешними, постоянно воспроизводящимися правилами, складываемыми эмпирически, тогда как научная методология должна, в конце концов, основываться на теоретическом анализе механических операций ума. Такой анализ привел бы всю сложную процедуру мысли назад, к таким простым основным принципам, как, к примеру, принцип рычага. Мы обнаружили, что фикции, в общем, являются элементарной помощью мысли, упрощая движение мысли и больших мыслительных масс с механической мыслительной работой в качестве их объекта. Эти фикции играют в механизме мысли ту же роль, которую играют механические целесообразные средства в физической теории машин. Разнообразные виды фикции соответствуют разным средствам помощи физического движения. Самые сложные из этих средств помощи движению мысли, например, идея бесконечного, должны быть сведены к простым, механическим принципам того же рода.

Два элементарных психо-механических принципа, наиболее выделяющихся в психологическом анализе, это формирование недвижимого ядра посредством категорий и недвижимых центров, посредством общих идей. Сводя все феномены и их отношения к нескольким примитивным аналогиям, которые постоянно уменьшаются в количестве, а именно категориям, движение мысли дано в определенном и зафиксированном направлении. Таким образом формируются психические рычаги и сначала через их инструментарий делается возможным свободное движение мыслительных масс. Блоки (как «канатные блоки» – прим. переводчика) также создаются в форме концептуальных конструкций и таким образом позволяют отдельным комплексам ощущений связаться друг с другом и взаимодействовать.

Преобладающий интерес во всех этих процессах заложен в вопросе, почему упрощение мыслительных движений должно быть образовано этими порядками, и как получается, что несмотря на эти фиктивные опосредующие элементы, мысль достигает цели своей логической активности. Когда формируются целые комплексы схожих элементов, центров схожести, как происходит в случае с категориями, которые должны рассматриваться как аналогии, и с концепциями, психическое движение идей тем самым естественным образом увеличивается, укрепляется и усиливается. Центр такого рода имеет гораздо больший потенциал притяжения, чем одиночный элемент. Посредством этих центров упрощается и ускоряется сравнение одиночных феноменов. К примеру, возникший одиночный феномен не должен притягиваться к каждому схожему ощущению, но он будет притянут к мощному центру схожести с большей силой, и его приближение к этому центру будет соответственно более быстрым.

Однако, этим движением становится возможно чрезвычайно быстрое сравнение с комплексами ощущений, содержащими и проявляющими центр схожести. Тем самым становится очевидно, что единственной целью этих центров является укрепление и ускорение сравнения отдельных ощущений. Тем самым оно служит лишь образованию и ускорению психического движения, а своей цели оно достигает при выполнении этой задачи. Из этого обязательно следует, что центр равности может в конце концов служить лишь точкой перехода для движения, так что настоящий интерес представляет только обратное движение отдельных ощущений самих по себе. Это движение поддерживается центрами, о которых мы говорим.

Элементарные механические процессы, имеющие место в психике во время мышления и понимания, также являются частью ответа на вопрос, почему, несмотря на эти фиктивные, субъективные идеи, мы тем не менее преуспеваем в достижении реальности. Эти идеи, а часто и очень обширные фиктивные методы, связанные с ними, в конце концов лишь точки перехода, поддерживающие психическое движение, совершаемое при их помощи, но таким образом, что они в свою очередь отбрасываются. Как только центр произвел свою службу, например, сделал движение отдельных комплексов ощущений и идей возможным, он достиг всего, на что он способен, и больше не берется в расчет. Его работа заканчивается, как только он исполняет свою функцию посредничества.

В этом элементарном механизме — формировании центра схожести — заключается секрет всех фикций, будь то простые, как искусственная классификация, или сложные, как идея бесконечности.

Для нас все высшие концепции – это деликатные мыслительные вспомогательные средства такого рода, части машины в диковинном механизме мысли, и наша задача здесь заключается в возврате к элементарным механическим законам психической жизни.

Точки перехода выражают отклонения от реальности, которые, когда мы чисто теоретическим образом следуем без отношения к реальности феномена, должны привести к противоречиям с действительностью, которые мы описали выше как характеристику фикции. Первая черта, а именно, что они исчезают в историческом процессе, а в логическом отменяются, обязательно следует из характера фикций как переходных точек мысли.

Мы должны здесь твердо придерживаться принципа механизма мысли, принципа, гласящего, что все идеи и комплексы идей продвинутого типа, пока они не совпадают с реальностью напрямую, лишь обеспечивают поддержку, ускоряют и укрепляют мыслительный механизм. С другой стороны, мы должны всегда быть начеку, не давая себе присваивать реальность этим ментальным комплексам и вспомогательным средствам; поскольку только ощущаемое, только встречающееся нам в мире восприятия, будь то внутреннее или внешнее, реально. Если мы предположим эти фикции реальными, последуют все те антиномии и противоречия, сохраняющиеся в истории философии от ее истоков и до нынешнего дня.

Все другие общие методологические принципы для фикции обязательно следуют из этих отношений: к примеру, необходимость уничтожения субъективных логических подмостков мышления по исполнению ими своего действительного предназначения, их уничтожения исторически или логически, чтобы, таким образом, неверные и вымышленные идеи не беспокоили наше видение реальности.

Вышеупомянутая теория центров схожести может теперь быть продолжена от элементарных фиктивных процессов формирования общих идей и общих мыслительных форм к более специальным фикциям. В каждом случае формируются группы идей, действующие как посредники для связи, сравнения и настройки концепций. По сути, мы имеем дело с вариацией одного и того же базового процесса — с формированием мыслительных конструкций, интерполируемых на процесс мышления с целью его поддержки и укрепления. И пока все мышление в конце концов приводит к уравнению, фикции позволяют сохранить влияние этого уравнения и сравнения там, где иначе они были бы невозможны.

Из всего этого очевидно складывается существенная важность фикций. Они, как верно утверждает Лотце, обладают выдающейся «важностью для процессов открытия». На самом деле, они являются частью ars inveniendi (искусства отыскания), которое в прошлом обычно приписывалось логике.

Кроме общего предупреждения не путать фикции и реальность, мы также можем обратить внимание на факт того, что каждая фикция должна быть способна оправдать себя, т.е. должна оправдывать достигаемое в прогрессе науки. Это должно показываться в каждом случае, что каждая форма, каждая структура не излишни, что они несут службу, кроме того, границы их влияния должны также быть определены. Разрыв между реальностью и фикцией всегда должен выделяться, а осторожность должна соблюдаться, чтобы не путать с реальностью ни саму фикцию, ни ее немедленные следствия. При всех этих предосторожностях фикция может рассматриваться как «легитимированная ошибка», то есть, как фиктивный концептуальный конструкт, оправдавший свое существование своим успехом. С другой стороны, было бы неправильно доказывать логическую чистоту или реальную допустимость такой логической процедуры из-за ее успеха.

Фикции являются и должны оставаться обходными и непрямыми умственными путями, которые не могут рассматриваться как по-настоящему допустимые или лишенные логического противоречия, потому что они провожают нас к нашей цели. Это и в самом деле фундаментальная ошибка, и мы уже неоднократно ее выделяли — объяснение логического успеха логической чистотой. Однажды заявлялось, что раз дифференциальное исчисление приводит к верным результатам, то должны быть дифференциалы и в реальности, и что идея дифференциалов не могла бы быть противоречивой. Этот вывод, как мы уже говорили, неверен. Даже те фикции, что с субъективной точки зрения абсолютно необходимы, такие как категории, если вообще рассуждать дискурсивно, не мыслятся объективными. Субъективная необходимость, к примеру, отнесения всего, что мы наблюдаем, к категориям вещей, не является критерием объективной валидности.

Анезидем (Aenesidem) весьма верно свёл философию Канта к следующей формуле: — Кант продемонстрировал, что необходимость мыслимости никоим образом не то же самое, что существование. Причину следует искать в том факте, что мысли для достижения своих целей требуются умственные средства, которые во времена до Канта ошибочно принимались за реальность. Это правда, что Локк, Беркли и Юм частично понимали это лучше и чётче Канта. У Канта мы напрасно ищем эту определенно современную точку зрения, с которой к мысли относятся как к средству достижения цели.

Для него главным вопросом было не то, как получается, что цель мысли выполняется этими средствами, а неверно поставленный вопрос, какое оправдание мы имеем для формулирования априорных законов природы, приемлемых для любого опыта. Эти вопросы очевидно схожи, но они никоим образом не идентичны. Мы не считаем фактом наше провозглашение априорных законов — поскольку было доказано, что это иллюзия; но то, что наши цели достигаются логическими средствами — факт; и что мы хотим знать, так это как это происходит, каким является механический процесс, посредством которого эти средства настраиваются на достижение их цели. Что для нас является фактом, так это действительная эмпирическая верность результатов наших мыслительных операций, и мы хотим знать, как эти мыслительные операции достигают таких верных результатов. С другой стороны, мы знаем, что способы, методы и процедура мысли субъективны, т.е. фиктивны.

Для современности вопрос стоит следующим образом: каковы механические законы, согласно которым причинно-органические процессы развиваются и протекают своим чередом; с помощью каких психо-механических процессов категории и фикции возникают из ощущений; и, наконец, через какие психо-механические средства эти структуры на самом деле приносят пользу? Отдельная заслуга Канта в том, что он показал, что большинство мыслительных конструктов чисто субъективны. То, что это фикции в нашем смысле слова, т.е. фикции как средства достижения конкретных целей, он понимал не лучше Юма.

Мы уже достаточно выделили важность фикций для теории знания. И снова главное ударение должно быть поставлено на тот факт, что эти эпистемологические фикции, т.е., в частности, категории, абсолютно незаменимые для мысли, поскольку иначе мышление вообще не могло бы быть дискурсивным. Однако, эпистемологическая фикция категорий обладает отдельной ценностью, потому что их необоснованный перенос на мир в целом приводит к важным философским идеям вроде вещества мира, космической энергии, космических причин, которые являются необходимой логической иллюзией. Существование необходимых логических иллюзий было предположено до Канта, однако именно он впервые совершил их полное открытие.

Говоря об отношениях феноменов, мы можем иметь в виду вещи и свойства, причины и следствия; но за пределами феноменов этот концептуальный подход не имеет никакого обоснования. Его применение в этой связи позволяет возникать иллюзии настоящих вещей «как таковых», настоящих причин «как таковых». Даже Кант не избежал этой иллюзии полностью. На самом деле, у нас есть только ощущения и неизменное сосуществование, и последовательность феноменов. Мы можем обращаться к этим «вещам» и «причинам», пока будем осознавать, что такие формы выражения и мышления выбираются лишь из удобства. Но как только мы принимаем трансцендентальные «вещи в себе» за реальные, мы становимся жертвами иллюзии, которой не смог полностью избежать даже Кант. Эти Dinge an sich по-видимому необходимы с субъективной и концептуальной точки зрения, чтобы вообще дать нам мыслить дискурсивно о мире, но они не являются чем-то большим, как впервые заметил Маймон.

Тогда главным результатом нашего исследования становится то, что движущей силой мысли является противоречие, и что без него мысль вообще не смогла бы достичь своей цели; что оно имманентно дискурсивной мысли и является одним из ее составных элементов.

Мы неоднократно указывали выше на то, что граница между истиной и ошибкой не жесткая, и в конечном итоге мы могли продемонстрировать, что называемое нами истиной, а именно концептуальный мир, совпадающий с внешним миром, это всего лишь самая целесообразная ошибка.

Конечно, под содержанием истины мы здесь понимаем не установленные неизменные последовательности, а формы мысли.

Концептуальный мир, как мы предполагали и в итоге установили, субъективен в своих формах: реально только наблюдаемое и неизменное. Весь корпус, куда мы устанавливаем воспринимаемое, только субъективен; субъективное фиктивно; фиктивное ложно; ложность – это ошибка. Мы видели, что амбиции науки лежат в произведении из мира идей ещё более полезного инструмента обращения с вещами и действиями. Мир идей, получающийся из этих амбиций, и который мы в общем случае называем «истина», следовательно, лишь самая целесообразная ошибка, т.е. такая система идей, что даёт нам действовать и обращаться с вещами наиболее быстро, аккуратно и безопасно, с минимальным числом иррациональных элементов.

Границы между истиной и ошибкой, в таком случае, точно так же движимы, как и все такие границы, к примеру, как между холодным и теплым. Холодный – это уровень температуры, не подходящий для нас, теплый – более подходящий. Объективная разница между ними заключается лишь в уровнях. Субъективно их разница может смещаться в зависимости от обстоятельств и природы наблюдаемого объекта. Таким же образом, истина – это лишь самый высокий уровень целесообразности ошибки, а ошибка – это наименее целесообразная выдумка, фикция. Мы называем наш концептуальный мир истинным, когда он лучше всего позволяет нам достичь объективности и действовать согласно. Так называемое согласие с реальностью должно быть наконец-то отброшено как критерий.

Предыдущие части книги можно найти по ссылке: https://ykgr.ru/biblio/filosof/hans-vaihinger

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ykgr.ru

Взгляды, изложенные в книге Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона «Безумие: семейные корни», вызвали немалый интерес профессионального сообщества и широкий отклик, так как являются радикальными и противоречат общепринятой точке зрения на такое известное заболевание, как шизофрения. Между тем, идеи подкреплены исследованием, которое было проведено авторами в 1956 году.

«Поймите, друзья, я ничего не знаю о том, кто я и откуда попал в тёмный мир. Я помню себя только при дворе моей прекрасной королевы. Я думаю, она спасла меня от каких-то злых чар и привела сюда из великодушия... Даже и сейчас я под заклятием, от которого только она может меня освободить. Каждую ночь наступает час, когда разум мне изменяет, а вслед за разумом и тело. Я становлюсь таким бешеным, что мог бы броситься на лучшего друга и убить его, если бы не был связан. А потом я превращаюсь в чудовище, в огромного змея, голодного, гнусного и злого... Так мне все говорят, и это, конечно, правда, ибо она говорит то же самое.»
Клайв С. Льюис «Серебряный трон. Хроники Нарнии».

Революционные идеи в психиатрии

Основная идея, освещаемая в книге — это связь душевных заболеваний, в первую очередь шизофрении, с семьей больного, а если еще точнее, то их происхождение оттуда.

Авторы книги делают революционное для своего времени заявление: шизофрения, по сути, не является существующим заболеванием, это набор симптомов, вероятно, частично или полностью социально обусловленных. Они по сути полностью отрицают шизофрению как диагноз, предлагая вместо нее нечто другое.

«Мы используем выражение «шизофреник» для обозначения человека, чей опыт проживания или поведение клинически рассматриваются как проявления «шизофрении». Иными словами, личности с таким диагнозом приписываются такие опыт проживания и поведение, которые не являются просто человеческими, однако они являются результатом некоего патологического процесса, процессов психического и/или физического происхождения. Совершенно очевидно, что «шизофрения» – явление социальное, поскольку по крайней мере один процент населения может быть диагностирован как «шизофренический», если эти люди проживут достаточно долго» [1, С. 11].

В поддержку своей теории Лэнг и Эстерсон приводят первые работы по исследованию шизофрении тех времен, когда эта болезнь только была описана и профессиональное сообщество еще не приняло этот диагноз как данность, многие авторы выражали оправданные сомнения, что такую болезнь стоит выделить. Среди них Е. Блейлер (E. Bleuler) со своей монографией «Daementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien», 1910 г. («Dementia praecox, или группа шизофрений», Dementia praecox от лат. – Ранее слабоумие).

Исследование Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона

Для исследования было отобрано 11 женщин, которым был официально поставлен диагноз «шизофрения». Авторам книги это количество кажется вполне достаточным для подтверждения своей теории.

В течение всей книги развивается идея о том, что поведение испытуемых, определяемое врачами как проявления шизофрении, на самом деле вызвано теми дисфункциональными отношениями, которые сложились в их семьях. Такое поведение было естественным и единственно возможным для них в данной ситуации, ведь им, по сути, не оставили другого выбора. Ознакомившись с представленными в следующих главах случаями, можно сделать вывод, что это действительно так или очень близко к тому.

Стоит отдельно сказать пару слов о выборке: все испытуемые — молодые (до 30 лет) женщины, выросшие в полных семьях со средним и высоким достатком. У них не обнаружены какие-либо органические нарушения, они не подвергались нейрохирургическим операциям. У части из них первые признаки шизофрении проявились еще в детстве, у остальных — в подростковом возрасте и старше. Всем им был официально установлен диагноз «шизофрения» на основании выраженных симптомов:

Все пациентки были госпитализированы для лечения в психиатрической больнице. Список препаратов, назначенных им, подробно не сообщается, однако указано, что некоторым назначался электрошок.

Проводились интервью с пациентками и их семьями, вместе или по отдельности. Для каждого случая приведен список, состав и количество часов интервью, а также наиболее интересные части из них, позволяющие раскрыть суть отношений пациенток с их родными.

Клинические случаи: сходство и примеры

После прочтения книги становится ясно, что описанные 11 семей имеют некоторые сходные признаки. Они повторяются во всех или нескольких случаях из выбранной группы. Среди таких признаков можно выделить следующие:

1. Сложные коммуникации между дочерью и матерью или обоими родителями, заключающиеся в неоднозначности передаваемых сообщений. Это отрицание либо обесценивание существующих фактов, ложная интерпретация, двойные послания, противоречащие друг другу, так называемый газлайтинг.

Например, первый случай из описанных — пациентка по имени Майя:

«Как говорила Майя, ее отец «...часто смеялся над тем, что я говорила ему, а я не могла понять, над чем он смеется. Мне казалось это очень обидным... Я рассказывала папе о школе, а он смеялся над моими словами. Если я рассказывала ему о своих снах, он смеялся и говорил, чтобы я не относилась к ним серьезно...» [1, С. 33].

Случай другой девушки, Клер Черч:

«Миссис Черч лишь с большим трудом удавалось поддерживать впечатление, что они «очень похожи... Чтобы увидеть сходство, приближавшееся к идентификации, миссис Черч приходилось отрицать собственное восприятие, побуждать Клер отрицать свои чувства и так изменять свои слова, жесты, движения, чтобы они не очень противоречили образу дочери, нарисованному матерью» [1, С. 83].

Семья Сары Данциг:

«Нам прежде всего нужно было объяснить, почему эта девушка так наивна. Можно было бы предположить... что попытки членов семьи мистифицировать ее, обмануть были следствием этой наивности. Отчасти так и было. Но наши данные свидетельствуют, что сама ее наивность есть результат предыдущих обманов и мистификаций. Таким образом, семья оказалась втянутой в порочный круг. Чем больше Сару мистифицировали, тем больше она становилась наивной, а чем больше она была наивна, тем определеннее для членов семьи была необходимость защищаться от этой наивности, обманывая девушку» [1, С. 124].

В семье другой пациентки, Руби Иден, существовала путаница даже относительно того, кто кем и кому приходится: свою биологическую мать она должна была называть «мамой», а тетю «матерью», отца – «дядей», а дядю – «папой».

«Руби с матерью жили вместе с замужней сестрой матери, мужем этой сестры (папа или дядя) и их сыном (двоюродным братом). Ее отец (дядя) был женат, жил с другой семьей где-то в другом месте и навещал их лишь изредка. В семье возникали яростные споры по поводу того, знала ли Руби, кто она на самом деле» [1, С. 140].

Такое отношение, несомненно, сильно дезориентировало пациенток, что они порой не могли отличить реальность объективную от созданной в таком дисфункциональном общении.

2. Семья как замкнутая система. В некоторых из описанных случаев пациенткам запрещалось вести социальную жизнь и общаться с людьми за пределами семьи, так как это объявлялось опасным.

Описанный случай Люси Блейр:

«Миссис Блейр рассказывала, что ее муж следил за всеми шагами Люси, требовал, чтоб она отчитывалась за каждую минуту, проведенную вне дома, говорил ей, что если она будет выходить из дома, ее похитят, изнасилуют или убьют... Он (и его брат, мать, сестра и невестка) терроризировали Люси рассказами о том, что случится, если она покинет «безопасность» дома. Он считал, что ей полезно таким образом «закаляться»» [1, С. 54].

В некоторых случаях пациентки при удалении от семьи и помещении в другую среду начинали чувствовать себя значительно лучше. Как, например, в случае пациентки Джун Филд:

«Вернувшись из лагеря, она впервые начала выражать свое истинное отношение к себе самой, к матери, к школьным занятиям, к Богу, к другим людям и так далее... Только мать увидела в этом проявления болезни...» [1, С. 160].

3. Строгие рамки и ограничения. Некоторые семьи (как и сами пациентки) были очень религиозны, другие имели строгие моральные принципы и правила, крайне сложные для выполнения.

Пример из случая пациентки Сары Данциг, родители которой были ортодоксальными иудеями:

«Сара... должна была руководить своими мыслями и поступками в строгом соответствии с принудительно-одержимой интерпретацией мистера Данцига религиозной ортодоксии. Пользуясь социальной наивностью Сары, полного повиновения семья требовала только от нее одной. И она не могла сопоставить праксис родителей с праксисом других людей, поскольку все ее контакты, помимо семьи, были оборваны» [1, С. 129].

У другой пациентки, Джин Хед, родители — ревностные нонконформисты фундаменталистского направления. Их взгляды и убеждения настолько противоречат потребностям и поведению живого человека, что у Джин формируются две личности: одна для дома, а другая — для себя. И когда давление становится невыносимым, у нее возникает бредовая идея, что ее родители мертвы:

«Вероятно, нет в обществе другой группы, члены которой в некоторых отношениях больше ожидали бы от себя. Образуя семьи и тем самым ведя сексуальную жизнь... люди, подобные Хедам и их родителям, считают грехом любые сексуальные фантазии, даже в отношении своего партнера по браку. Выражение сексуальных мыслей в отношении любого человека строжайше запрещено. (...) Они утверждают, что никогда не ссорятся и не сердятся. (...) Главная цель жизни — прославление Господа, однако детей нужно учить в светских школах и нужно приобретать и «низменные» технологические познания, чтобы выигрывать... в конкурентном обществе» [1, С. 192].

4. Подчеркнуто негативное отношение родителей к сексуальности пациенток: она либо отрицалась, либо порицалась, либо объявлялась чем-то ненормальным.

Пример из описанного случая Люси:

«Очевидно, мистер Блейр не считал свою тревогу из-за жены и дочери чрезмерной, и нам было ясно, какой он хотел видеть дочь — чистой девственной леди-одиночкой. Редкие случаи проявления физического и частые проявления словесного насилия по отношению к ней оправдывались его взглядом на нее как на сексуально распущенную женщину... Своей сексуальностью дочь его предала» [1, С. 67].

Другая пациентка, Майя, также рассказывала на интервью о своих сексуальных мыслях в отношении отца и матери. Родители при этом все отрицали: «Этого не было».

В случае с пациенткой Руби Иден родные весьма своеобразно отреагировали на ее случившуюся беременность:

«Как только они услышали об этом от Руби, мама и мать усадили ее на диван в гостиной и, пытаясь влить ей в матку мыльную воду, со слезами на глазах, укоризненно, жалостливо и мстительно принялись объяснять ей, какая она дура, какая она шлюха, какая она неудачница... что за свинья этот парень, какой позор...» [1, С. 142].

5. Повышенное внимание к личности и действиям пациентки, обсуждение ее, стремление принимать участие во всех ее делах, «жить ее жизнью». Размытые, нечеткие личные границы, тотальный контроль, вплоть до бредовых идей непосредственного или опосредованного воздействия на мысли и личность. Это, в свою очередь, могло стать причиной бреда воздействия.

Пример из случая Майи:

«Мать жаловалась нам, что Майя не хочет ее понять, отец чувствовал то же самое, и оба очень обижались, что Майя им ничего о себе не рассказывает. Любопытна их реакция на это: им стало казаться, что Майя обладает некой особой прозорливостью. Они убедились, что она в состоянии читать их мысли» [1, С. 33].

Далее описываются «эксперименты по чтению мыслей», которые регулярно проводили родители с Майей, ничего не сообщая ей об этом, то же проделывала и она сама с ними. В семье поддерживалась идея, что члены семьи могут проникать в мысли друг друга. Последствия были предсказуемы:

«Клинически она «страдала» «идеей влияния». Она неоднократно повторяла, что, вопреки своим желаниям, оказывает на окружающих неблагоприятное влияние, и они также пагубно на нее влияют — вопреки ее сопротивлению» [1, С. 34].

Тотальный контроль действий хорошо заметен в случае пациентки Джун Филд:

«Родители не давали Джун карманных денег, но говорили, что дадут, если Джун расскажет, на что они ей... Ей приходилось давать отчет о самых мелких своих приобретениях. Однажды... Джун нашла в кино шиллинг, и родители заставили ее отдать шиллинг администрации. Джун говорила, что это нелепо, что это значит «слишком далеко заходить в честности, что если бы она сама потеряла шиллинг, то не ожидала бы, что ей его вернут. Но родители весь следующий день говорили об этом, а вечером отец пришел к ней в комнату, чтобы продолжать вразумлять ее» [1, С. 167].

Многие пациентки действительно постоянно ощущали себя под пристальным вниманием и контролем, замечали эти попытки повлиять на них. Но поскольку были сильно дезориентированы и многое из того, что делалось на самом деле, родителями отрицалось, все это воспринималось как бред, спутанность мышления и т. д.

Еще пример из случая Люси Блейр, иллюстрирующий мироощущение больной:

«Я не верю тому, что вижу. У этого нет никаких подкреплений. Ничто никак не подтверждает это — все просто происходит передо мной. Я думаю, в этом моя беда. Все, что я могу сказать, не подкрепляется... не думаю, чтобы я понимала свою реальную ситуацию... я не уверена в том, что говорят люди, и говорят ли они вообще. Я не знаю, что именно плохо, если есть что-то плохое» [1, С. 57].

Шизофреногенная мать или оба родителя?

Идея шизофреногенной матери возникла примерно в те же годы, когда была написана эта книга — ее впервые высказала Фрида Фромм-Райхман в 1948 году. Такая мать, по описанию Фромм-Райхман, холодная и доминирующая, эгоистичная, стремящаяся к полному контролю над поведением ребенка. Ее поведение включает в себя особый паттерн, называемый double bind или двойная связь, что означает два противоречащих друг другу утверждения. В приведенных случаях видно, что такие паттерны встречались довольно часто в семьях пациенток, например, когда от них требовали самостоятельности и в то же время ограничивали во всем, разрешали встречаться с мальчиками и в то же время порицали любые сексуальные проявления и т. д.

Однако, теория Фромм-Райхман не получила научного подтверждения. В случаях, приведенных в книге, к тому же, речь не идет о поведении одной только матери: в формировании мироощущения больных участвуют все родственники. Так что, скорее, можно говорить о шизофреногенной семье, дисфункциональных отношениях и обстановке, провоцирующей заболевание.

Шизофрения и наследственность: современные исследования

Шизофрения считается наследственным заболеванием: если кто-то из близких или дальних родственников был болен шизофренией, то пациент имеет предрасположенность. Чем более близкие родственники болели шизофренией, тем больше вероятность, что симптомы болезни еще раз проявятся в данной семье. Однако, здесь есть очень тонкий и неоднозначный момент: передается ли шизофрения генетически или все же имеют место некие поведенческие паттерны? Авторы книги развивают вторую версию.

Вопрос о возникновении и неоднородности проявлений шизофрении занимает умы ученых всего мира уже много лет. Основные направления исследований — это этиология шизофрении, изучение генеза клинического полиморфизма и фармакологические исследования. То есть, если выражаться более простым языком, ученых интересует следующее: откуда все-таки берется шизофрения, почему ее симптомы так разнятся от случая к случаю, и как ее можно вылечить?

На сегодняшний день достоверно известны следующие факты:

Все это может указывать на то, что заболевание действительно происходит из семьи, и, возможно, имеет генетическое происхождение, однако до последнего времени ген шизофрении так и не был выявлен. Однако все изменилось в прошлом году, после публикации в журнале Nature, где сообщалось о том, что ген шизофрении был наконец-то открыт учеными: это был белок С4, локализованный в нейронных отростках, синапсах и телах клеток. У мышей С4 опосредованно влиял на ликвидацию синапсов в постнатальный период развития.

«Структурно разнообразные аллели генов компонентов дополнения С4 генерируют различные уровни выраженности С4А и С4В в головном мозге, причем каждый общий аллель С4 ассоциируется с шизофренией пропорционально его тенденции генерировать большее проявление С4А», - сообщается группой американских ученых во главе со Стивеном МакКэрролом из института Броуда при Гарвардском университете и Массачусетском технологическом институте [2]. Это исследование призвано объяснить, почему у больных шизофренией снижается количество нейронных связей.

Однако, не все так просто: открытие гена C4 лишь немного приблизило ученых к пониманию биологических механизмов возникновения болезни, но не является однозначным доказательством генетического происхождения шизофрении. Поскольку проявления заболевания очень разнообразны, также много и генетических отклонений, которые присутствуют в одних случаях и отсутствуют в других.

Перспективы исследований

В настоящее время многие исследователи шизофрении, а также защитники интересов больных все же склоняются к мнению, что это не общее заболевание, а лишь набор определенных симптомов. Многие даже отказываются от определения «шизофрения», считая, что такой диагноз стигматизирует больного и ничего не сообщает о его личности [3].

Многие врачи, непосредственно работающие с больными, рекомендуют увеличить финансирование немедицинских подходов, таких как семейная и когнитивно-поведенческая терапия. Также многие высказывают сомнения в правильности идеи о наследовании болезни, появившейся в основном благодаря семейным и близнецовым исследованиям. Эти ученые и врачи склоняются к мнению о преимущественном влиянии на развитие шизофрении среды, личных и семейных обстоятельств, пережитого стресса и психических травм, в особенности полученных в детском возрасте.

Список литературы:

• 1. Р. Д. Лэнг, А. Эстерсон. «Безумие: семейные корни». Екатеринбург, 2012 г.
• 2. «Schizophrenia risk from complex variation of complement component 4». «Nature» 530, 177-183 (11 February 2016)
• 3. Майкл Болтер «Шизофрения не хочет раскрывать свои тайны». Журнал «В мире науки», июль 2017.
• 4. Антон Кемпинский «Психология шизофрении». - М., 1998 г.
• 5. Комер Р. Дж., «Основы патопсихологии». М., 2001 г.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Как разобраться в тайных лабиринтах своей психической жизни и гармонизировать внутренний мир с непрерывно меняющимся вселенским потоком? Ответ на этот непростой вопрос можно получить, прочитав книгу Эрика Берна «Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных». Как бы пугающе это ни звучало, почти каждый цивилизованный человек вполне может стать потенциальным пациентом психиатра или психоаналитика. Объясняется это уязвимостью психики каждого перед напором потока стрессовых воздействий из внешнего мира. Наука, изучающая человеческую психику, прошла долгий и мучительный путь от смирительных рубашек и ледяных ванн до попыток разобраться в причинах душевных страданий. Простой и доступный язык, которым написана книга, позволяет понять корни многих психологических проблем и психиатрической патологии.

Генетический код, определяющий развитие личности

В своем труде Эрик Берн подчеркивает, что первоначально необходимо выяснить характерный типаж личности, который определит направление развития патологического состояния. Данный тип формируется внутриутробно, поэтому изменить или направить в другое русло течение психических процессов не представляется возможным.

Три типа личности

По Берну, можно выделить три основных типа личности и с этими особенностями связать ход развития психологических проблем:

• висцеротоник (первостепенное значение придает питанию);
• мускульный тип (предпочитает занятия спортом и физическую культуру);
• церебральный тип (все подвергает анализу и осмыслению).

После проведенного анализа и выделения у индивида того или иного типа можно ожидать у него определенный прогноз развития невротических поведенческих реакций. В основном пациентами специалистов являются представители последнего типа, так как склонность к рефлексии вызывает у них патологическое состояние. Но Эрик Берн отмечает, что эту же способность можно успешно использовать для самопомощи и осуществления самостоятельного психоанализа.

Психосоматические заболевания

После прочтения книги даже далекому от медицины читателю становится ясно, что работа внутренних органов неразрывно связана с психическими процессами. Лечение многих хронических заболеваний представляется сложным и безуспешным из-за непризнания клиницистами этой связи.

Для приведения в порядок организма необходимо начинать с его верхнего этажа, то есть психики. После ремонта координационного центра любой системы легко наладить функцию других органов. Эрик Берн неоднократно подчеркивает, что человека следует рассматривать как энергетическую систему, а не физическое тело.

Основные движущие силы человеческой личности

Берн является методичным последователем Фрейда в основном положении: главными двигателями личности являются два основных инстинкта: либидо (сексуальное влечение) и морбидо (влечение к разрушению и смерти). Все поступки и намерения, а также корни психологических проблем кроются в этих древних мощных движущих силах. Невротические состояния и разрушительные тенденции поведения связаны c проблемой реализации этих инстинктов.

Подавление или вытеснение приводит к невротическим состояниям, депрессии, фобиям. У цивилизованного человека существует проблема с выражением потребностей, которые диктуют либидо и морбидо, так как общественная мораль не позволяет их явно проявлять. В связи с этим действие может быть направлено как во внешний мир, так и на собственную личность.

Преобразование мощной сексуальной энергии по Фрейду называется сублимацией. Основоположники психоанализа считают ее основной движущей силой любого творчества. Так как активными носителями сексуальности являются мужчины, именно их творения вызывают вздох восхищения многих поколений человечества.

Взаимосвязь сознания и подсознания и их влияние на поведение

Действительные причины поступков и мотивов поведения часто обусловлены процессами, которые происходят в подсознании. Основной персонаж подсознания – Ид (область инстинктов). Действенность психоанализа объясняется тем, что специалисты, работающие в этом направлении, выводят на уровень сознания скрытые причины невротических реакций и аномалий поведения. Основная мысль работы Эрика Берна заключается в следующем: Фрейд, несмотря ни на что, был прав! Фрейдовский анализ взаимосвязи сознательного и подсознательного оказывает решающее значение на психиатрию на момент написания книги Берна и до последнего времени.

Детские проблемы и их влияние на жизнь человека

Метод психоанализа, суть которого Берн показывает доступным и понятным языком, предусматривает детальный анализ событий детства. Именно в нем и Фрейд, и Берн видят основные причины психологических проблем личности. Абсолютно все дети, которых недостаточно любили в детстве, получают сложные и проблемные отношения во взрослой жизни. Берн подчеркивает, что качание малышей, кормление грудью обеспечивает полноценное и гармоничное развитие нервной системы.

Взаимоотношения сына и матери, а также дочери и отца оказывают влияние на отношения детей с противоположным полом в последующем. Основатели психоанализа подчеркивают, что либидо присуще человеку с начала жизни и направлено на родителя противоположного пола. У сыновей это проявляется в большей мере из-за физиологических причин (кормление, уход за малышом).

Область сновидений

Психоанализ объясняет сны, которые видит человек, попыткой прорыва подсознательной информации в сознание. Таким образом, анализ сновидений позволяет получить информацию из подсознания, но порой она предоставляется в зашифрованном виде.

Рекомендуется запоминать свои сны и подвергать их детальному анализу, чтобы иметь представление о своей инстинктивной жизни. Чем выше уровень цивилизации, тем глубже в подсознание уходит сфера инстинктов. Но вытеснение не избавляет от инстинктов! Чем строже контроль, тем в более уродливой форме они могут проявиться в самый неожиданный момент. Аскеза в бытовой сфере и духовная святость – разные вещи, и психоанализ доказывает это.

Влияние эмоций на состояние организма

Эрик Берн в своей книге провозглашает истину, которая знакома многим практикующим врачам: эмоциональное состояние оказывает прямое влияние на здоровье внутренних органов. Используя это утверждение, можно сделать вывод: у психиатров и психоаналитиков есть возможность предупреждать развитие заболеваний внутренних органов и сосудов. Сложную патологию (артериальную гипертензию, язвенную болезнь желудка, проблемы щитовидной железы) можно не допустить, если вовремя гармонизировать эмоциональное состояние.

Берн подчеркивает: не нужно думать, что психиатрия всесильна! Ей полностью подвластна только профилактика, но повернуть вспять необратимые патологические изменения вряд ли возможно.

Неврозы и психозы

Нарушение нормального взаимодействия между Ид (инстинктами) и Суперэго (сознательная деятельность) вызывает невроз или психоз. Основную роль в этих заболеваниях играет предрасположенность личности, которая закладывается еще во внутриутробном периоде. Стрессовые воздействия со стороны окружающей среды также имеют значение в развитии страданий, но им следует отдать второстепенную роль.

Неврозы

Эрик Берн выделяет несколько вариантов протекания неврозов, каждый из которых имеет специфическую клиническую картину:

• ипохондрия (повышенная сосредоточенность на состоянии своего здоровья);
• неврастения (раздражительная слабость с обилием психосоматических жалоб);
• истерия (демонстративное поведение с элементами театральности и тенденцией гиперболизации жалоб);
• фобический невроз (боязнь конкретных ситуаций или вещей с повышенным уровнем тревожности).

Характеристикой любого невротического состояния является затруднение с выражением потребностей либидо и морбидо при повышенной активной контролирующей позиции Суперэго.

Психозы

На момент написания книги «Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных» состояние психоза купировалось с большим трудом, так как эра нейролептиков только начиналась. Психиатрия в то время располагала диапазоном жестких методов, которые применялись для лечения психозов.

Психоз, согласно определению последователей психоанализа, представляет собой резкую активизацию подсознательной сферы с инстинктами (Ид) при отсутствии контролирующего влияния Суперэго. В результате мы видим неконтролируемое и неадекватное поведение с полной или частичной утратой чувства реальности.

Влияние психоактивных веществ на психику человека

Психоактивные вещества меняют восприятие объективной реальности и вызывают изменение настроения. Применение средств с подобным действием известно давно. Вещества, описанные Берном в книге, продолжают активно использоваться в настоящее время. Основная опасность их употребления заключается в возникновении зависимости и разрушении мозговых нейронов.

Алкоголизм

Проблема алкоголизма остается такой же острой, как и во времена Берна. Необходимо отметить, что восприимчивость к этому виду зависимости зависит от многих факторов. Наиболее подвержены алкоголизму люди с наследственной неполноценностью специфических ферментов печени, отвечающих за расщепление алкоголя на составляющие.

Алкоголь во все времена играл роль наиболее доступного антидепрессанта и транквилизатора, поэтому алкогольной зависимости часто предшествует невротическое состояние.

В процессе развития стадий зависимости меняется личность, влияние суперэго на Ид постепенно ослабевает, на последней стадии инстинкты уже не контролируются. Появление алкогольных психозов (белой горячки, Корсаковского психоза, алкогольного параноида и галлюциноза) свидетельствует об этом явлении.

Берн подчеркивает, и это мнение трудно оспорить, что лечение алкоголизма возможно только при условии формирования нового влечения с очень сильным очагом возбуждения в головном мозге, которое способно подавить болезненную тягу к алкоголю. Несоблюдение этого условия объясняет неудачи в лечении алкогольной зависимости и широкое распространение этого недуга.

Наркомания

Диапазон наркотических средств, описанных Берном (опиаты, кокаин, амфетамины, марихуана), в настоящее время значительно расширился. Их отличие от алкоголя заключается в более быстром воздействии на головной мозг. Даже якобы безобидная марихуана способна при длительном употреблении вызывать шизоподобные психозы.

Следует заметить, что во времена Фрейда было более лояльное отношение к наркотическим средствам. В начале своей практики основоположник психоанализа часто назначал пациентам кокаин, не подозревая о его коварных свойствах.

На сегодняшний день наркомании сопутствуют антисоциальные поступки и преступления. Ее роль заключается в демонстрации искусственного выключения влияния Суперэго как цивилизационного достижения и погружение в мир расторможенных инстинктов.

Средства, применяемые в психиатрии

Современная психиатрия прошла непростой путь от применения жестоких методов подавления личности (лоботомия, лечение электрошоком, погружение в инсулиновые комы, смирительные рубашки и прямое насилие) до индивидуального подхода с применением психотерапии, психоанализа, психофармакотерапии.

Фрейда и его последователей можно отнести к представителям психиатрии, которые впервые в истории этой отрасли медицины сделали шаг к ее гуманизации и пристальному вниманию к особенностям личности каждого конкретного пациента.

Книга Эрика Берна «Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных» доступно и понятно объясняет читателю сущность психических процессов. Прочтение произведения позволяет взглянуть на эту отрасль медицины с новой точки зрения. Настороженность общества к психиатрам и их пациентам объясняется традиционным подходом, когда на агрессивность больных отвечали карающими методами. Психоанализ Фрейда и его последователей позволяет понять причину страданий психики и облегчить их путем обнажения существующих проблем. Суть этого метода и его значение в поддержании гармонии и баланса в душе цивилизованного человека блестяще показал Эрик Берн.

Список литературы:

• 1. Эрик Берн. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. - Эксмо 2016. - 496 с.
• 2. Зигмунд Фрейд. Введение в психоанализ. – Харьков, Клуб семейного досуга. - 2012. - 480 с.
• 3. Зигмунд Фрейд. Толкование сновидений. – Харьков, Клуб семейного досугаю - 2012. 576 с.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Можно ли победить зависимость? Понятие, причины, профилактика и лечение аддикций. Зависимость – не приговор, или Как избавиться от деструктивной аддикции. Избавление от зависимости: сложно, но возможно?

Пожалуй, каждому человеку встречались на жизненном пути люди, страдающие той или иной зависимостью. К сожалению, статистика неутешительна. По данным социологических исследований, около 3,5% населения имеет алкогольную или наркотическую зависимость. Число людей, страдающих от психологических зависимостей, не поддается учёту. Аддикция причиняет боль близким и мешает полноценно жить самому человеку. Однако, не стоит отчаиваться. При грамотно подобранном лечении возможно вернуться к нормальной жизни. Для этого нужно понимать механизм формирования зависимости, её причины, а главное – обратиться к хорошему специалисту и серьезно взяться за выздоровление.

Что такое зависимость

В психологии зависимость называют аддиктивным поведением. Это непреодолимое влечение к веществам или объектам, выражающееся в совершении определенных действий, при отсутствии которых человек испытывает психологический дискомфорт. Отличие зависимости от увлечений и хобби – разрушительное воздействие на личность. Индивид с аддиктивным поведением направляет всю свою активность на удовлетворение своей зависимости. При этом не развиваются другие стороны личности, имеющие потенциал, часто обрываются социальные связи. Формируется окружение таких же аддиктивных личностей, что вовлекает человека в замкнутый круг.

Зависимости разделяют на два основных вида:

1. Химические аддикции. Это зависимость от определенных веществ. Потребность в объекте зависимости выражается физиологическими реакциями. Сюда относится наркомания, алкоголизм и токсикомания.
2. Нехимические (психологические) аддикции. Потребность в объекте выражается в крайнем психологическом дискомфорте. При этом возможны психосоматические проявления. Количество психологических зависимостей растет. Например, зависимости от компьютерных игр и порнографии связаны с развитием интернет-технологий.

Химические и психологические аддикции связаны между собой. Они формируются по единому механизму. Алкоголик и игроман с точки зрения аддиктологии очень похожи. Аддикции могут перетекать одна в другую, к примеру, игроман может стать алкоголиком, а избавившийся от алкогольной зависимости человек может пристраститься к азартным играм. Аддиктивная личность – это человек, склонный к зависимому поведению в любой форме. Общая черта – стремление уйти от реальности путем изменения психического состояния.

Факторы возникновения аддиктивного поведения

1. Биологические.

Наследственность имеет влияние на возникновение зависимости. Дети алкоголиков нередко становятся такими же зависимыми личностями, даже если проживали отдельно от пьющих членов семьи. Дело в том, что особенности функционирования нейромедиаторных систем обуславливают степень изначальной толерантности к психоактивным веществам. У людей с высокой толерантностью, которая имеет генетическое происхождение, зависимость формируется быстрее.

2. Психологические факторы.

Это различные патологии в личностной сфере. Сюда относят акцентуации характера и психопатии.

3. Мотивационно-потребностные факторы.

Это стремление самоутвердиться в коллективе, поддержать субкультурную традицию или удовлетворить любопытство. Мотивационно-потребностный фактор часто является причиной аддиктивного поведения у подростков.

4. Социальные факторы.

У человека, выросшего в дисфункциональной семье, есть большой риск возникновения зависимости. Этот риск возрастает, если в семье злоупотребляли алкоголем или наркотиками.

Факторы часто пересекаются. Как правило, у людей, имеющих акцентуации характера, были проблемы в родительской семье. Именно взаимосвязь факторов ведет к стремлению уйти от реальности путем патологических пристрастий.

Как распознать зависимость

Зависимость отличается от увлечения тем, что не несет никакой пользы для личностного развития. Она причиняет ущерб социальной жизни, отношениям с близкими, мешает раскрывать потенциал. Увлеченный человек:

• имеет широкий спектр интересов;
• соблюдает баланс между работой и отдыхом;
• имеет широкие социальные связи, находится в хороших отношениях с близкими;
• делает выбор в пользу основной работы, семьи и друзей.

Зависимый человек:

• теряет социальные связи, находится в конфликте с близкими;
• зачастую все свободное время посвящает одной деятельности;
• терпит неудачи в карьере и личной жизни, не имея сил отказаться от объекта зависимости;
• отрицает факт наличия зависимости;
• при недоступности объекта впадает в дисфорические или депрессивные состояния.

Если возникает подозрение о наличии у человека зависимости, необходимо попытаться принять меры. Чем дольше аддиктивная личность находится во власти своей зависимости, тем сложнее от нее избавиться.

Методы коррекции аддиктивного поведения

Методы избавления от зависимостей бывают медикаментозными и психологическими. Медикаментозное лечение является частью избавления от химических зависимостей. Важно понимать, что без психотерапевтической работы лечение малоэффективно. Избавившись от соматических симптомов при отсутствии объекта зависимости, человек сталкивается с психологическим дискомфортом. Он будет вновь искать способ ухода от реальности. Для лечения алкоголизма иногда используют препараты, которые блокируют центры удовольствия при попадании алкоголя в организм. Человек действительно может перестать пить. Однако, здесь существует опасность перетекания алкоголизма в другую зависимость. Также возможно формирование психических расстройств. Только проработав причины зависимости, можно надеяться на положительный результат в лечении.

Существует версия, что истинная причина наркомании и алкоголизма не в формировании физиологической зависимости к веществу, а неустроенность собственной жизни. Употребление психоактивных веществ – самый доступный и быстрый способ достичь изменения сознания и почувствовать себя более счастливым. Медикаментозное лечение без работы над жизненными целями, мотивацией и без психокоррекции не только не принесет результатов, но и причинит страдания зависимому. Его лишат единственного смысла, при этом он не сможет заполнить образовавшуюся пустоту конструктивными мыслями и действиями.

Избавиться от нехимической зависимости можно методами психотерапии. Нужно быть готовым, что психотерапевтическое лечение – небыстрый процесс. Лишь последовательность и регулярность сеансов помогут зависимому вернуться к нормальной жизни. Срок лечения определяется индивидуально. Если имеются сопутствующие психические расстройства, необходима консультация врача-психиатра.

Примерная схема работы с психологическими зависимостями:

• Сбор анамнеза для выявления первых предпосылок зависимости, проведение диагностики.
• Работа с причинами, побудившими повторно прибегнуть к объекту зависимости.
• Осознание проблемы пациентом.
• Психотерапевтическая работа.
• Реабилитация или заключительная часть – это поддержка зависимого после прохождения курса психотерапии.

Важная роль отведена семье и близким людям. Их поддержка во многом способствует благополучному избавлению от зависимости. На семейной терапии родственников обучают правильному взаимодействию с зависимым человеком.

Виды психотерапии при работе с зависимостями

1. Поведенческая терапия.

Это обучение новым моделям поведения, которые будут приемлемы в уже знакомых человеку ситуациях. Отработка стратегий отказа и избегания ситуаций, провоцирующих аддиктивное поведение.

2. Когнитивная терапия.

Это работа над изменением способов мышления. В ней происходит анализ ситуаций, в которых запускалось аддиктивное поведение. Вместе с психотерапевтом человек заново проживает эти моменты и ищет точку, с которой начинался запуск привычных действий. После обнаружения этой точки отрабатывается другое, верное решение, после которого ход событий мог бы измениться.

3. Расслабляющая терапия.

Эта терапия направлена на борьбу со страхами и депрессивными проявлениями. Как правило, она сопровождает основную терапию, поскольку в её процессе человек сталкивается с травмирующими воспоминаниями. Поддержание устойчивого психического состояния крайне важно при психотерапевтической работе с зависимыми людьми.

4. Программы самопомощи.

Сюда входят группы поддержки, групповая терапия, чтение литературы по теме, наставники из числа успешно вылечившихся и т.д.

Программы самопомощи применяются после прохождения всех этапов лечения. Некоторые люди посещают групповую терапию не один год.

Профилактика аддиктивного поведения

Выделяют первичную, вторичную и третичную профилактику.

Первичная профилактика – это меры, направленные на предотвращение возникновения аддиктивного поведения. Это работа с психологом (при наличии личностных проблем), расширение круга интересов, отсутствие зависимых личностей в круге общения и здоровые отношения в семье.

Вторичная профилактика – предотвращение повторных эпизодов аддиктивного поведения. Она включает те же меры, что и первичная, но на этом этапе уже могут подключаться узкие специалисты (психиатр, нарколог и т.д.).

Третичная профилактика – это поддержка вылечившихся людей. В ней обязательны профилактические посещения специалистов для учета состояния.

Проведение первичной профилактики целесообразно с подросткового возраста. Многие аддикции формируются именно в этот период. Подростки наиболее подвержены как химическим, так и психологическим зависимостям из-за личностной незрелости.

Проведение своевременной профилактики аддиктивного поведения поможет человеку в полной мере реализовать свой потенциал и успешно социализироваться. Лечение зависимостей – сложный многоуровневый процесс, поэтому предупредить аддикцию гораздо легче, чем избавиться от неё.

Список литературы:

• 1. Даулинг С. Психология и лечение зависимого поведения, М.: Класс, 2011 - 349 с.
• 2. Змановская Е. В., Рыбников В. Ю. Девиантное поведение личности и группы: Учебное пособие. - Санкт-Петербург: Питер 2013 г.— 352 с.
• 3. Короленко Ц.П. Психосоциальная аддиктология/ Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриева.- Новосибирск: Олсиб, 2013, - 245 с.
• 4. Руководство по аддиктологии. / ред. Менделевич В.Д. – Спб: Речь, 2014.- 522 с.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Ожидание Музы – для ленивых? Творческие методики и их эффективность или Муза vs. Творческие методики: вечная борьба? Как создать шедевр? Эффективность творческих методик на примерах известных людей. Почему вдохновение выбирает тех, кто любит работать?

Существует распространенное убеждение: творческий акт – это нечто спонтанное, непознаваемое и нисходящее на человека свыше. Творческие личности страшно любят этот стереотип – ведь лень и ограниченность проще всего объяснить отсутствием вдохновения. Но вот оно придет, и тогда…! Но почему же 70-летний Стивен Кинг все пишет свои романы, а молодой и полный энергии Вася Иванов все никак не родит хотя бы один шедевр? У Стивена божественная монополия на вдохновение?!

«В мире много романтических мифов про искусство. Мол, это все вдохновение, талант. Вы просто сидите сиднем, и вдруг к вам снисходит Муза, и из вас льется прекрасное… Это все результат модернизма, эскапизма… и просто вранья. Джеймс Джойс рассказывал всем, что не знает, как ему удалось написать все эти романы: мол, они просто исторглись из него. И все подумали: как здорово — работать не нужно! Будем сидеть, как Джойс, на заднице, и из нас тоже польется! А потом обнаружились черновики, черновики, черновики, черновики, черновики — все бесконечные варианты, которые Джойс писал и переписывал, придумывая свой поток сознания. Он, знаете ли, очень много работал над этим» [1].

Творчество: вдохновение или метод?

Генрих Альтшуллер, изобретатель Теории решения изобретательских задач (ТРИЗ), выделил пять уровней изобретательской деятельности:

1. Для готовой задачи применяется готовое решение.
2. Выбрана одна из нескольких возможных задач и одно из альтернативных решений.
3. Изменение исходной задачи ведет к изменению привычного решения.
4. Найдена новая задача, применяется новое решение.
5. Обнаружена новая проблема, открывается новый принцип, пригодный для решения не только текущей, но и других проблем и задач.

Казалось бы, при чем здесь технарь Альтшуллер, если речь идет о гуманитарном творчестве? Но если мы задумаемся, какие именно – чисто творческие – задачи решает Стивен Кинг и какие заставляет решать своих учеников автор эпиграфа, известный на весь мир преподаватель сценарного мастерства Роберт Макки, станет ясно, что по классификации Альтшуллера это высшие уровни пусть не изобретательской, но творческой деятельности – третий, четвертый, пятый. Вы точно уверены, что речь идет все еще о таких воздушных субстанциях, как вдохновение и озарение? Или эти люди просто ставят перед собой определенные творческие задачи и успешно решают их? И владеют определенной методикой их решения?

«Какая еще методика!» – заявит незамутненная творческая личность. – «Кинг просто пишет гениальные романы! Не хотите ли вы сказать, что он занимается каким-то там анализом баз данных и прочей технической ерундой?! О каких базах данных идет речь в его случае?»

Стивен Кинг и его методика

Стоит обратить внимание на первый совет Кинга будущим писателям: как можно больше читать и как можно больше писать. Нас сейчас интересует первая часть совета… В интернете сто лет уже бродит шутка, которой поддразнивают слишком самоуверенных, но не слишком качественных авторов: «Чукча не читатель, чукча писатель?» И действительно, зачем это писателю, который жаждет поделиться с миром своими откровениями, забивать себе голову чужими?

Стивен Кинг утверждает, что это нужно делать непременно. Читать в любое свободное время. Цель? Вы:

• поймете, как писать не нужно;
• узнаете, к чему следует стремиться;
• выясните, что и как писали по вашей теме (решали ту же творческую задачу) до вас.

Что это, как не анализ базы имеющихся данных? И не поможет ли это вам решить задачу наилучшим образом? Творческим личностям, приверженным своим сказкам о божественном вдохновении, может быть обидно читать книгу Кинга «Мемуары о ремесле». Во-первых, из-за названия, так принижающего величие и ценность писательского дара – ремесло! Даже не искусство. Во-вторых, потому, что инструментарий писателя автор сравнивает с ящиком плотника, где в верхнем отделении лежат словарь и грамматика, а ниже – элементы стиля. А уж то, что он называет «волшебством», прячется в самом низу и, не овладев основами, не поняв метода, невозможно привнести это волшебство в свои тексты.

Да, Кинга вполне можно называть создателем собственной методики писательства, подходящей для решения его творческих задач. И она вполне себя оправдывает.

Простенькая фабула: неудачливый спивающийся писатель нанимается смотрителем в горный отель, где в зимнее время никого, кроме него, нет, и переезжает туда с женой и ребенком. Но отель – не лучшее место для алкоголика с развитым воображением, к тому же, в нем происходят странные вещи, и писатель, поймав «белочку» и видя вокруг себя чудовищ, порожденных этим местом, пытается убить свою семью.

Автор, не склонный к мистике, развивая сюжет, напишет психологическую драму о вреде пьянства. Другой, любитель хоррора или фантастики, выдумает сюжет позабористей и населит отель кровавыми чудищами из иных измерений или вообще из космоса.

На протяжении книги первого мы будем следить за сюжетом, построенным на внутреннем конфликте писателя с собой и внешнем – с семьей. Сюжет второго ввергнет нас в пучину битв с чудовищами, и мы будем следить, кто там кого.

Стивен Кинг никогда не написал бы ни одного, ни другого варианта. Потому что он вообще не использует сюжет, считая его ограничивающим поле творчества. Вместо сюжета он использует ситуацию, в которую попадают персонажи: а что, если…?

Произведение он сравнивает с окаменелостью, спрятанной в земле – писатель должен извлечь ее с помощью своих инструментов – и сделать это с наименьшими потерями. Сюжет же он сравнивает с отбойным молотком, «но при этом не меньше будет разбито, чем извлечено» [2]. Следование сюжету лишает творческий поиск элемента спонтанности, делает все происходящее в произведении ожидаемым, предопределенным и ожидаемо-скучным.

Таким образом, у него не получилась психологическая драма о проблемах спивающейся творческой личности, не вышел и задорный экшн с элементами хоррора – а получился неоднозначный и многослойный роман, его знаменитый «Overlook» (в русском переводе «Сияние»), где писателя сводит с ума не пьянство в отеле и не монстры из параллельной вселенной, а сам отель премиум-класса, воплощение американской мечты, где побывала вся VIP-Америка – и под блестящей оберткой обнаружилось столько крови и дерьма, что не сойти с ума от этого сложно…

Собственно, и оригинальное название романа – метафора именно этой идеи. Overlook – «взгляд сверху», «обзор». Герой романа, вытаскивая из подвалов злосчастной гостиницы альбомы с газетными вырезками, содержащими историю отеля, видит перед собой обзор истории страны, в которой живет. Известность, слава, богатство, любовь? Одиночество, грязь, труп в ванной, кровавое пятно на стене…

Нужно ли говорить, что ни у первого, ни у второго автора герой вообще не полез бы в подвал за газетными вырезками? Ему же не до того, сюжет надо двигать! После которого в голове читателя почти ничего не останется, кроме «алкашом быть плохо, потому что тебя сожрут монстры – внутренние или внешние». Какая свежая мысль… Зато так вдохновенно писалось о страданиях героя/разнообразных чудовищах, неожиданно в пятый раз нападающих из-за угла!

Роберт Макки и его метод

Обучая людей сценарному мастерству, Макки тоже заставляет их анализировать базу данных: «Возьмите дюжину своих любимых фильмов, проведите с каждым неделю — пересматривайте его, анализируйте, выписывайте элементы, которые работают и не работают…  Дюжина фильмов — двенадцать недель. И через три месяца вы как сценарист уже гораздо лучше, чем были до того» [1].

Он учит людей рассказывать истории на языке кино, буквально на пальцах действительно объясняя все работающие способы воздействовать на человека посредством этого языка. Для этого он устраивает для них настоящий перфоманс. Он оперирует понятиями вроде «химия истории», «три компонента любви». И главную беду своих учеников он видит в одном: никому не нужна методика – всем нужна волшебная формула гениального сценария и быстрый успех.

«Настоящие художники хотят выразить что-то такое, что есть у них внутри. Я не учу их, как это делать; я рассказываю им, что такое история. Если бы я преподавал музыку, я бы рассказывал им, что вот есть двенадцать нот, они складываются в аккорды, аккорды соединяются в мелодию, есть пункт, контрапункт… Я бы преподавал абстрактную форму музыки. А дальше они могли бы играть рок-н-ролл, Моцарта, нойз — мне плевать, что они делают, это их проблемы. Моя проблема — научить их отдавать себе отчет в том, что именно они делают. Потому что, если они этого не понимают, они не в состоянии понять, какое воздействие их произведение окажет на аудиторию. А они должны управлять своим талантом, управлять формой, чтобы творить и общаться с людьми с помощью творчества. Иначе это какая-то эгоцентрическая мастурбация…» [1].

Создание творческих методик – высшая форма творчества

«В процессе эволюции наш мозг научился находить приближённые решения простых задач. Но эволюция не выработала механизмов для медленного и точного решения сложных задач. Если бы мы с величайшей точностью знали всё, что происходит в голове хорошего изобретателя, это не приблизило бы нас к созданию тактики, соответствующей четвёртому уровню. Мы бы просто обнаружили, что при решении задачи четвёртого уровня изобретатель применяет ту же тактику, что и на первом уровне. Эвристические механизмы высших порядков не могут быть о т к р ы т ы – их нет. Но они могут и должны быть созданы» [3].

Для того, чтоб создать ТРИЗ, Генрих Саулович Альтшуллер исследовал более 40 000 патентов на изобретения и авторских свидетельств. На это у него ушло 25 лет. Зато появилась ТРИЗ.

Сколько книг перечитал Кинг, сколько драматических произведений изучил и пересмотрел фильмов Макки, мы не знаем, но думается, что счет там тоже идет на тысячи, если не десятки тысяч. И все для того, чтоб создать работающие методики.

Стоит ли удивляться, что сегодня так мало создается новых методик? Ведь творчество – это «вдохновение», а не ремесло, сплошное наитие, а не труд. Не поэтому ли каждый год появляется столько фильмов «посмотрел-забыл», книг-однодневок, в которых все герои – это субличности влюбленного в самого себя автора, и даже… странных якобы психологических псевдо-методик, действенность которых никем и ничем не доказана, а вот вред они могут нанести ощутимый и бесспорный?

«— Кстати, я понимаю, почему люди приходят ко мне на лекции в надежде получить некую волшебную формулу...
— И почему?
— Потому что они не хотят думать» [1].

Макки сказал не все. То, что люди, как правило, не хотят работать, он просто подразумевает…

Литература:

• 1. Юлия Идлис. Он победил Голливуд. Русский репортер, 8 ноября 2012. № 44 (273) [Электронный источник] // http://www.rusrep.ru/article/2012/11/07/makki/
• 2. Стивен Кинг. Мемуары о ремесле. [Электронный источник] // https://www.litmir.me/br/?b=85335&p=29
• 3. Альтшуллер Г.С., Алгоритм изобретения, М., «Московский рабочий», 1973 г., с. 43-44 и 46.  [Электронный источник] // https://vikent.ru/enc/462/

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

«Утверждение о том, что вероятность того, что с человеком случится несчастный случай, зависит от количества несчастных случаев, которые он пережил, естественно, не является новым. Иногда его называют «законом повторения», или «законом Марбе» - по имени немецкого психолога Карла Марбе, который провёл серию экспериментов в области несчастных случаев.

В одном из этих исследований он зафиксировал количество аварий среди 3000 офицеров немецкой армии. Он разделил офицеров на три группы: в первую входили те, у кого за пять лет не было ни одной аварии; во вторую те, у кого была одна авария; третья группа состояла из тех, у кого было много аварий. Марбе обнаружил, что у тех, кто не попадал в аварии, их количество составило 0,52 аварии за следующие пять лет.

У тех офицеров, которые попали в аварию один раз, количество аварий составило 0,91, а у тех, кто попадал в аварии много раз, эта цифра составила 1,34.

Таким образом, для аварийных паттернов офицеров было характерно определённое постоянство.

Он сравнил точность прогнозов, которые он сделал с помощью своих открытий с системой, принятой страховой компанией, клиентами которой являлись офицеры. Эта компания, как и другие компании этого типа, варьировала уровень страховых выплат в зависимости от степени риска, связанного с конкретным видом работы. Марбе обнаружил, что хотя количество аварий действительно варьировало в зависимости от степени риска, связанного с профессией, эта вариабельность была более незначительной и менее предсказуемой чем вариабельность, связанная с личными факторами предрасположенности к аварийным ситуациям, что было доказано результатами исследований в течение двух периодов по пять лет.

Исходя из этого, Марбе поставил под сомнение привычную классификацию в зависимости от степени риска, которую использовали многие страховые компании, и указал на необходимость дополнительной классификации с учётом предрасположенности к аварийным ситуациям.

Он также одним из первых указал на важное значение степени этой предрасположенности в процессе профессионального отбора.

Он подчёркивал, насколько важно не только оценивать способности человека при найме на работу, но и обращать внимание на степень предрасположенности к аварийным ситуациям, что помогло бы снизить количество производственных травм и, соответственно, снизить расходы с ними связанные.

Закон Марбе ещё раз подтвердился в результате исследования, проводившегося Саули Хаккиненом, финским исследователем, который изучал предрасположенность к авариям среди водителей трамваев и автобусов. Он обнаружил, что для них также была характерна тенденция, отмеченная выше, которая проявлялась в том, что в течение нескольких лет некоторые водители попадали в аварии много раз, а не которые всего лишь несколько раз или вообще ни разу».

Источник: Ганс Айзенк, Психология: Польза и вред. Смысл и бессмыслица. Факты и вымысел, Минск, Харвест, 2003 г., с. 230-231. Электронный ресурс: https://ykgr.ru/eysenck Источник цитаты: http://vikent.ru/enc/7125

Ганс Айзенк много времени посвятил изучению историй болезней пациентов Зигмунда Фрейда и пришёл к выводам:

...при рассмотрении доказательств, на которых основываются теории Фрейда, можно обнаружить, что это не тот тип доказательств, который можно порекомендовать учёному. Вместо экспериментально проверенных выводов из чётко сформулированных гипотез мы обнаруживаем всего лишь анекдотичные свидетельства, собранные довольно случайным образом из индивидуальных историй болезни. Этот недостаток достоверных доказательств часто скрывается от читателя превосходными писательскими способностями Фрейда, за что в Германии ему заслуженно была присуждена премия Гёте за достижения в области литературы. Однако в науке убеждение не должно подменять доказательств, и нам следует более тщательно исследовать доказательные попытки Фрейда, прежде чем сделать вывод о достоверности его гипотез.

… Мне бы не хотелось, чтобы читатель подумал, будто я являюсь ярым противником психоанализа во всех его проявлениях. Как и многие другие психологи, я ценю тот свежий глоток воздуха, который Фрейд вдохнул в затхлую, сухую атмосферу академической психологии XIX века. Гениальность его ума открыла нам двери в новый мир, а его необычная проницательность подарила множество интересных теорий и гипотез, над которыми ещё долго будут размышлять исследователи. Безусловно, многие идеи Фрейда являются важными, но это вовсе не значит, что мы должны соглашаться с ним во всём и воспринимать его теорию как некое откровение свыше. Фрейд привнёс в психологию много полезного и много вредного одновременно. Научно-ориентированная психология должна поставить себе задачу устранить последнее, сохранив при этом первое. Ответ на вопрос, который является названием этой главы: В чём недостатки психоанализа? - очень прост. Психоанализ ненаучен. Только строгое следование традиционным научным методам аргументации и экспериментального обоснования поможет нам воспользоваться всеми благами, которые нам предлагает гений его создателя

Источник: Ганс Айзенк, Психология: Польза и вред. Смысл и бессмыслица. Факты и вымысел, Минск, Харвест, 2003 г., с. 230-231. Электронный ресурс: https://ykgr.ru/eysenck Источник цитаты: http://vikent.ru/enc/4371

Что мы знаем об авторе? Даже те, кто далек от психологии, наверняка слышали про знаменитый тест Айзенка на уровень интеллекта или про его тест на выявление темперамента. В анализируемом большом труде, который включает в себя сразу три книги, предпринята попытка систематизировать научные психологические знания по самым разным направлениям: с позиций психоанализа, гештальт-подхода, бихевиоризма, гуманистических теорий. Своей задачей автор видел отделение зерен от плевел: он старался оставаться максимально объективным, обосновывал собственные критические высказывания, подробно изучал всевозможные психологические эксперименты и «продлевал» их, давая собственное видение гипотетического, умозрительного «продолжения» эксперимента. Так, говоря об обусловливании, открытом И. Павловым, он доказывал, что, если продолжить эксперимент и искусственно подавить у собаки условный рефлекс, он с новой силой будет возникать вновь и вновь по прошествии времени, и это связано с законами возбуждения и торможения, которые русский физиолог Павлов, возможно, и сам недооценил.

Труд Айзенка называют неоднозначным и противоречивым, и это действительно так. Однако сам автор считал, что цель этой книги – не убеждение, и даже не систематизация имеющегося знания, но стимул к диалогу с читателем, активизация его размышлений. Эта книга доставит интеллектуальное удовольствие любому, кто так или иначе связан с психологией.

Чем полезна психология?

В первой части этой большой работы Айзенк анализирует психологию как объект многих споров и дискуссий. Почему политики скептически относятся к психологии? Почему не выделяются достаточные средства на проведение научных исследований в этой области? Потому что психология выглядит не всегда убедительно, недооценивается ее значимость, в конце концов, итоги исследований могут вызывать опасения у заинтересованных в манипуляции политиков.

Степень объективности данных проверяется, например, на основе тестов интеллектуального потенциала человека. Можно ли доверять тестам умственных способностей, как они составлены, что поддается конкретному измерению в столь многогранном феномене, как личность? Кстати, будучи автором тестов на уровень интеллекта, Айзенк утверждает: «Правильно составленные тесты измеряют скорость умственных действий, которые являются основой их эффективности» [1, С. 42]. Интересно учесть, что умственные способности не есть величина постоянная, поэтому тесты условны в том смысле, что измеряют лишь актуальный уровень, а с годами он изменяется. Но тогда возникает еще один закономерный вопрос: можно ли говорить о падении интеллекта в рамках нации? А научно подтвержденных данных на этот счет нет, притом что система образования в ряде стран находится просто в плачевном состоянии, и многие сетуют на падение уровня интеллекта молодежи.

Полезность психологии сказывается и на области труда. Интересны размышления Айзенка о методах отбора персонала. Он критикует собеседование как изживший себя метод, подтвердивший свою неэффективность, но повсеместно используемый и сейчас. На этот счет есть научные доказательства: исследования Бине, Холлингворта убедительно доказали ложность прогнозов на основе собеседования. Что же тогда делать? Айзенк предлагает – проводить психологические тесты (например, способности и темперамент, если работа идет в экстремальных условиях, или специальный тест на вождение для отбора водителей). А при отборе будущих студентов важно учитывать не просто компетенции, но и тип личности, и характер. Такой подход к социальным сферам действительно может оправдать себя. Но сколько времени пройдет, прежде чем мы будем готовы отказаться от устаревших моделей социального поведения?

Отклонение от нормы

Айзенк ставит еще одну проблему: нарастание психических заболеваний в обществе в геометрической прогрессии. И решает ли психотерапия в таком случае свои задачи? После проведенных исследований оказалось, что 2/3 пациентов-невротиков выздоравливают как после курса психотерапии, так и находясь в психиатрических стационарах (проходя медикаментозное лечение). Говорит ли это в пользу психотерапии? Нет. Хотя и недооценивать ее тоже не стоит.

В этой части работы особенно интересна критика психоанализа Айзенком. Нет, он не склонен полностью отказываться от достижений З. Фрейда – все-таки открытие сферы бессознательного, работа с детскими травмами, защитными механизмами, подавленными желаниями – все это имеет рациональное зерно и оказало большое влияние на развитие психологии как науки. «Мне бы не хотелось, чтобы читатель подумал, будто я являюсь ярым противником психоанализа во всех его проявлениях. Как и многие другие психологи, я ценю тот свежий глоток воздуха, который Фрейд вдохнул в затхлую, сухую атмосферу академической психологии XIX века. Гениальность его ума открыла нам двери в новый мир, а его необычная проницательность подарила множество интересных теорий и гипотез, над которыми ещё долго будут размышлять исследователи. Безусловно, многие идеи Фрейда являются важными, но это вовсе не значит, что мы должны соглашаться с ним во всём и воспринимать его теорию как некое откровение свыше» [1, С. 230-231]. Психоанализ как раз и занимался первоначально отклонениями от нормы – Фрейд исследовал, в первую очередь, невротических пациентов.

Однако он считал, что корень пессимистичности личности – в том, что произошло слишком раннее отлучение от груди. Как показывает Айзенк, корреляция есть, но можно предположить, что у депрессивной матери рождаются депрессивные дети, и такие матери рано отлучают детей от груди. Что превалирует: наследственность либо окружающая среда – остается открытым вопросом.

В чем же, по Айзенку, недостатки психоанализа?

Вывод Айзенка: «Вместо экспериментально проверенных выводов из чётко сформулированных гипотез мы обнаруживаем всего лишь анекдотичные свидетельства, собранные довольно случайным образом из индивидуальных историй болезни. Этот недостаток достоверных доказательств часто скрывается от читателя превосходными писательскими способностями Фрейда, за что в Германии ему заслуженно была присуждена премия Гёте за достижения в области литературы. Однако в науке убеждение не должно подменять доказательств, и нам следует более тщательно исследовать доказательные попытки Фрейда, прежде чем сделать вывод о достоверности его гипотез» [1].

Социальные установки

Это тоже важный вопрос, который затрагивает развитие общества в самом широком понимании. Стереотипы – это то, с чем мы встречаемся ежедневно. И их модальность (положительная или отрицательная) связана с устоявшимися субъективными отношениями. Так, говоря об антисемитизме, Айзенк приводит тест на отношение к евреям и попутно доказывает, что в основе любого стереотипа лежит эмоция – а значит, никакие доказательства и апелляции к уму не работают. Так и опросы общественного мнения – важны и востребованы, особенно сейчас, но методика и корректность их составления оставляют желать лучшего: выявляются погрешности формулировок ответов, факторов, влияющих на ответы. То есть, вопрос валидности опроса очень важен (интересно, что и самого Айзенка критиковали за размытость, а то и неверность ответов и формулировок в его тестах на уровень интеллекта).

Пограничные зоны науки: гипноз и внушаемость

Во второй части своего труда Айзенк рассматривает феномен гипноза. Как и в случае психоанализа, многие пациенты утверждают о наступлении улучшений после сеансов, однако проверить эти результаты не представляется возможным (эксперименты Месмера, Брейда, Бернхейма, Либо, Шарко). Закономерность такова: «чем проще задача, тем больше улучшение, и наоборот, чем сложнее задача, тем меньшим будет улучшение» [1, С. 335]. Если обратиться к Фрейду, то сам он считал, что степень погружения в гипнотическое состояние напрямую связана со степенью переноса. Понятие «перенос» трактуется в книге Айзенка в более широком смысле, нежели это понимал сам Фрейд.

Детекторы лжи

Анализируя феномен детектора лжи, Айзенк приходит к выводу: «чтобы быть признанным в качестве доказательства лжи, физиологический отклик на релевантный вопрос должен полностью отличаться от физиологического отклика на нерелевантный вопрос» [1, С. 373]. Учет этого аспекта позволит избежать погрешностей при проверке на детекторе лжи.

Телепатия и ясновидение

В части работы, анализирующей данные феномены, рассматриваются работы Райна, Тиррела, Соула, Карингтон, которые «оставляют, кажется, очень небольшую возможность для отрицания того, что «предвидение» существует» [1, С. 425]. Причем когда индивид обладает чем-то одним, есть большая вероятность наличия и способностей ко второму.

Толкование сновидений

Эта глава буквально повторяет название работы Фрейда. «Согласно теории Фрейда и многих других…сновидения ничего не открывают о будущем» [1, С. 438]. А посвящены исключительно прошлому и настоящему, в символической форме. Здесь тоже не обходится без критического подхода к психоанализу: Фрейд считал, что в сновидении все имеет смысл (но эта мысль существовала в культуре давно, а он лишь ее популяризировал), все связано с удовлетворением желания (и это тоже не оригинально), причем сознательно подавленного (и только эта мысль – действительно открытие Фрейда (см.: [1, С. 439]). Да и метод словесных ассоциаций, как доказывает Айзенк, скорее, открытие Ф. Гальтона. Кроме того, не доказана правомерность символического толкования снов (так, Холл доказывал, что одно и то же действие у разных людей вызывает разные реакции и ассоциации).

Измерение отдельных сторон личности: парадокс или реальность?

Человек – это существо биологическое и социальное одновременно, а потому «...изучение только сегментарных процессов в полной изоляции мало что скажет о поведении всего организма» [1, С. 467]. Работы И. Павлова, русского физиолога, заслуживают уважения, с точки зрения Айзенка, хотя русский ученый снисходительно относился к психологии. Важным итогом экспериментов Павлова стало не только открытие обусловливания, но и тезис о том, что «торможение рассеивается быстрее, чем возбуждение» [1, С. 534] – а это важно для психотерапии. Вот почему искусственное погашение реакции собаки на стимул в виде звоночка кратковременно (гипотетически): собака рано или поздно «вспоминает» реакцию слюноотделения в ответ на звонок и продолжает ее выдавать даже после погашения этой реакции. То же касается и травматического опыта: искусственно погашенный, вытесненный, «забытый», он вновь и вновь будет напоминать о себе, пока не окажется полностью проработанным в сопровождении профессионального психолога. «Обусловливание – неотъемлемая основа социализации» [1, С. 549], - считает Айзенк.

«Аналогично этому, там, где Фрейд приписывает бескорыстность и духовную деятельность супер-эго, происходящему от родительского обучения и примера, психолог будет рассматривать обусловливание по теории Павлова как средство достижения этой цели» [1, С. 550]. Но в первом случае это не доказано точным методом, во втором – доказано. Здесь вновь столкнулись «биологический» и «социальный» аспекты трактовки личности.

Личность во всей ее сложности

В последней части книги речь идет о личности, в том числе, в контексте политики, и приводятся интересные исследования о том, что люди среднего класса – более покладисты, а из рабочей среды – более склонны проявлять непримиримость. Рассматривается фашизм, коммунизм, с общими допущениями о том, какие именно личности поддержали эти массовые движения. Вопрос экстраверсии/интроверсии, эмоциональности/рациональности является одним из базовых, когда речь о специфике характера.

И наконец, ученый вновь возвращается к категории научности/ненаучности. Можно ли исследовать ум, душу психику? Нет. А вот поведение – да, и именно этим занимается психология. Поведение – следствие активности ума, психики и души.

«На протяжении тысячелетий человечество пыталось управлять поведением людей, не прибегая к помощи научного подхода и лабораторных исследований, и потерпело явную неудачу. Возможно, и научно-лабораторный подход тоже не справится с этой задачей» [1, С. 674].

Что ж, согласимся с Айзенком – этому авторитету в психологии точно можно доверять, судя по той основательности, с которой он подошел к объему накопленного за столетие с небольшим психологического знания. Однако уже то, что психологи пытаются честно и с большим интересом анализировать и прогнозировать, на первый взгляд, непредсказуемое поведение человека, вторгаются в неисследованные зоны, преодолевая скепсис и насмешки, дают мощный стимул развитию человеческой цивилизации – безусловно, заслуживает уважения. И вызывает большой интерес.

Источник: Айзенк Г. Психология: Польза и вред. Смысл и бессмыслица. Факты и вымысел, Минск, Харвест, 2003, 729. Электронный ресурс: Режим доступа: http://www.klex.ru/nbo. Дата доступа: 24.05.2018.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Книга Дэниела Дэннета «Виды психики: на пути к пониманию сознания» начинается многообещающе – с постановки вопросов: «Можем ли мы вообще знать, что происходит в сознании другого? Может ли женщина знать, что значит быть мужчиной? Какие переживания испытывает младенец во время родов? Какие переживания испытывает, если вообще испытывает, плод в чреве матери? А как насчет психики не-людей? О чем думают лошади? Почему грифов не тошнит от гниющей падали, которой они питаются? Когда рыболовный крючок пронзает рыбью губу, причиняет ли он рыбе такую же боль, какую причинил бы вам, если бы пронзил вашу губу? Могут ли пауки думать, или они просто крошечные роботы, механически плетущие свои элегантные паутинки?

Почему бы в таком случае робот не мог иметь сознания – будь он особым образом сконструирован? Существуют роботы, которые могут двигаться и обращаться с предметами почти так же умело, как пауки; мог бы более сложный робот чувствовать боль и заботиться о своем будущем так же, как это делает человек? Или здесь лежит непреодолимая пропасть, отделяющая роботов (и, возможно, пауков, насекомых и прочих «искусных», но лишенных психики созданий) от тех животных, у которых есть психика? Быть может, все животные, исключая людей, в действительности являются механическими роботами? Рене Декарт известен тем, что считал так в XVII веке. Не мог ли он серьезно ошибаться? Быть может, все животные и даже растения – и даже бактерии – обладают психикой?» [1]

Вопросов слишком много, и все они чрезвычайно интересны – во всяком случае для тех, кого действительно занимают вопросы сознания. И автор умело создает иллюзию, что работа посвящена поиску ответов. А может быть, сам находится под влиянием этой иллюзии…

Не хочется говорить, что книга не стоит прочтения – стоит, если вас интересует чья-то игра ума, может, и блестящая, но ни к чему не ведущая. Дэннет может полагать, что размышления Декарта ошибочны и недоказательны. Вопрос в том, далеко ли он сам ушел от Декарта: доказательств у него тоже нет. Более того: иногда уважаемый философ то ли забывает кое-что, то ли намеренно морочит читателя. Скажем, одна из частей книги называется «От фототаксиса к метафизике» - она рассматривает «нарастание» сознания в процессе эволюции. Но дальше самых простых прагматических выводов в этой главе нет ничего. До метафизики-то он так и не добрался! Более того: если следовать рассуждениям Дэннета, закономерно возникает вопрос: какая еще метафизика?! И откуда, собственно, в человеческом обществе взялись культура, искусство, наука?

Кто написал эту книгу?

Дэниэл Дэннет (1942 г.р.) – философ-аналитик, профессор философии университета Тафта, один из директоров центра когнитивных исследований. Области его интересов – философия сознания и создание искусственного интеллекта (консультант некой группы ученых Массачусетского технологического института, создающих антропоморфных роботов). Книги его вызывают бурные дискуссии не только в философских кругах – в них что-то ищут и даже находят психологи, специалисты по робототехнике и, возможно, даже радикальные феминистки и пролайферы («Может ли женщина знать, что значит быть мужчиной?.. Какие переживания испытывает, если вообще испытывает, плод во чреве матери?»).

Работы Дэннета провокационны ровно настолько, чтоб зацепить и даже обидеть идеалистов – Дэннет убежденный материалист и ему ничего не стоят заявления вроде того, что люди ничем не отличаются от роботов. Эволюция провела нас путем проб и ошибок, то есть «бессистемного тыка», от ничего не соображающих бактерий, умеющих только выживать и приспосабливаться, к тому, что мы представляем собой сейчас – а мы продолжаем выживать и приспосабливаться, только в результате накопленного опыта делаем это все лучше. Мышление и сознание – это просто физиология, все те же молекулы, запрограммированные на выживание, просто уже в ином, более «качественном» сочетании. То есть, по сути, аналог компьютерной программы. Люди – биологические роботы, состоящие из роботов, состоящих из более мелких роботов… За эти идеи Дэннета обзывали «бостонским зомби», и ему якобы даже нравится это прозвище (неудивительно, учитывая его страсть к роботам). Если идея о том, что ваш разум – просто машина, вас удручает, утверждает Дэннет, значит, вам просто не хватает воображения!

Что любопытно, именно эта книга вызывает вопрос: как с воображением у самого уважаемого философа? Иногда кажется, что у него категорический недостаток воображения, а в другом случае, наоборот, что воображение у него зашкаливает… А ведь кто-то считает, что произведения Дэннета – это «Неистощимая фантазия, образный язык, применение остроумных аналогий и примеров» ... [2]

О некорректных примерах

«Когда я обращаюсь к вам, я включаю нас обоих в класс обладателей психики. Отталкиваясь от этой неизбежной отправной точки, я создаю или допускаю обособленную группу, класс привилегированных лиц, противопоставляемых всему остальному во вселенной. Это кажется излишне очевидным, так глубоко оно укоренилось в нашем мышлении и речи, но я должен остановиться на этом подробнее. Когда есть мы, человек не одинок; солипсизм ложен; наличествует сообщество. Это становится особенно ясно, когда мы рассматриваем некоторые любопытные вариации:

«Покинув Хьюстон на рассвете,
Мы устремились по дороге –
Я и мой грузовик».

Странно. Если этот парень считает свой грузовик подходящим компаньоном, заслуживающим места под зонтиком «мы», то ему, должно быть, очень одиноко. Либо его грузовик должен быть оборудован таким образом, что это вызвало бы зависть у всех роботостроителей» [1].

Действительно, странно, когда серьезный ученый делает подобные выводы из обычного поэтического тропа… Поэзия не входит в круг его интересов и он не представляет, как она работает? Но мы-то можем представить, что он сказал бы о строчке типа «Подруга рейнская тихонько говорит, Вольнолюбивая гитара» ... То ли ужасно одинокий декабрист, раз уж записал гитару в подружки, то ли гитара с искусственным интеллектом! А уж про «Я як-истребитель» и говорить нечего: создатель сего – явно с диссоциативным расстройством личности или вовсе шизофреник, считает себя самолетом, отстранив от себя собственную личность («ведь тот, который во мне сидит, считает, что он – истребитель!»).

Дэннет действительно убежден, что несуществующий «парень» (лирический герой стихотворения) считает свой грузовик разумным? У кого-кого не хватает воображения?..

«Напротив, «мы – я и моя собака» вообще нас не удивляет, тогда как «мы – я и моя устрица» трудно принять всерьез. Другими словами, мы вполне уверены в том, что у собак есть психика, но мы сомневаемся, есть ли она у устриц» [1]. А у жаб и ящериц? Раз уж Дэннет считает допустимым делать выводы на основе литературных образов, то должен же он знать новеллу своего соотечественника О`Генри «Джимми Хейз и Мьюриэл»? «Я и моя рогатая лягушка», и всех прочих персонажей это удивило только в первый раз, при знакомстве, а далее воспринималось как должное. Кстати, этот коротенький рассказ можно прочитать вместо весьма умозрительного произведения Дэннета – и задаться теми же вопросами, ибо никакая эволюция не в силах объяснить его финала. Что заставляло ящерку оставаться возле тела убитого хозяина? Явно не вопросы выживания и приспособляемости к среде…

С собаками, впрочем, у Дэннета тоже как-то не задалось. Для начала, снова взяв пример из литературы (да еще из какой! из Гомера), он утверждает: «Люди менее склонны рассказывать об удручающей глупости своих любимцев и часто отказываются делать выводы из тех провалов, которые они обнаруживают в их способностях. Какая умная собачка, но может ли она сообразить, как размотать поводок, закрутившийся вокруг дерева или фонарного столба?.. Казалось бы, для собаки это вполне подходящий тест на разумность… Но немного есть собак, если они вообще есть, которые способны его пройти. Способность животных обобщать на основании их отдельных разумных действий очень ограничена» [1]. По сравнению с людьми, как утверждает он далее.

И почему его не смущает, что существует невероятное количество людей, точно также не способных раскрутить свой «поводок» и хотя бы осознать, какие именно их действия привели к «столбу», от которого они не могут отвязаться на протяжении многих лет своей жизни? Сбой в работе робота? Ошибка в эволюционной сборке? Но тогда каждый из нас – ошибка, ибо у каждого, если он честен с самим собой, найдется пример подобной тупости из собственной жизни…

Но хватит о лягушках и собаках, в конце концов, Дэннет и о человеческой психике путем цитирования сообщает нам нечто поразительное, старательно угробив собственный – вполне верный – абзац: «В истории создания сознания нет этапа более возвышенного, более бурного, более значительного, чем изобретение языка. Когда биологический вид Homo sapiens овладел этим изобретением, он совершил рывок, благодаря которому намного обогнал всех других животных в способности предвидеть и размышлять. Что верно для всего вида, то верно и для отдельного индивида. В жизни индивида нет шага, открывающего больше возможностей, нежели «научение» языку. Я должен взять это слово в кавычки, так как мы уже начали понимать (благодаря исследованиям лингвистов и психолингвистов), что дети во многих отношениях генетически предрасположены к языку. Как часто повторяет отец современной лингвистики Ноам Хомский (допуская простительное преувеличение), птицам не нужно учиться использовать свое оперение, а детям не нужно учиться своему языку» [1].

Приходится допустить, что Дэннет лично не имел дела с собаками, его представления о них умозрительны (удивительно, что столь умозрительны, после знакомства с трудами Лоренца). Но с детьми-то что, тоже?! Иначе не процитировал бы убийственное изречение «отца современной лингвистики», который, в свою очередь, знает лингвистику, но не детей. Это детям-то не нужно учиться своему языку? Им бы обоим посмотреть на детей-Маугли, неспособных даже после долгого обучения освоить язык, к которому они якобы «генетически предрасположены» ... Да что там говорить о детях-Маугли, это случай крайний. Жаль, что Дэннет наверняка не смотрел и не мог посмотреть один из выпусков украинской программы «Кохана, ми вбиваємо дітей» о семье Мартынчук, где в обеспеченной, живущей в большом загородном доме семье было пятеро детей, 11 собак и влюбленная в этих собак мать семейства. В итоге все пятеро детишек бегали на четвереньках, лаяли и демонстрировали прочие собачьи повадки – а вот с родным языком у них все было ну очень плохо, несмотря на то, что они постоянно слышали человеческую речь от родителей!

«Какие ваши доказательства?»

Именно это хочется спросить после прочтения книги Дэннета – настолько в ней недостает нормального, живого, достоверного материала для исследования. Все с чужих слов, с чужого опыта. Рассказывая о результатах чужих экспериментов с обезьянами и птицами, Дэннет делает собственные выводы, выглядящие зыбкими именно потому, что самому ему, за созданием роботов-то, некогда экспериментально доказать, как работает его пресловутая «интенциональность» и стоит ли принимать ее во внимание вообще. Ну, допустим, это неочевидно? Чтобы понять прежние и предсказать будущие действия некоего индивида, мы должны принять во внимание его убеждения и желания? Допустим, но в каких случаях мы, приняв их во внимание, предскажем неверно? Где хоть одно исследование интенциональных установок в действии? Зачем нам читать про какого-то абстрактного Джима, уронившего в фонтан такую же мифическую монету? Как вообще возможно исследовать психику и сознание человека на воображаемом материале?

«Беда философии состоит в том, что она оказалась значительно более сложным феноменом, нежели это представляется ученому или человеку от искусства, поскольку она разделяет – и должна разделять – претензии и методы того и другого... Поэтому мой метод, – он будет продемонстрирован в действии, – очень серьезно принимает науку, однако тактика его более схожа с методами искусства» [2].

Какого именно? Искусство создавать мыльные пузыри из мыла, сваренного другими – тоже искусство…

Литература:

• 1. Дэниел Дэннет. Виды психики: на пути к пониманию сознания. [Электронный источник] // http://psylib.org.ua/books/dennd01/index.htm
• 2. Юлина Н.С. Дэниел Деннет: концепция сознания и личностного // История философии № 5 – М.: ИФ РАН, 2000. [Электронный источник] // https://iphlib.ru/greenstone3/library/collection/articles/document/HASH010cf602b13e6b7ba082197a#_edn4  

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

21 век. Роль информации в наше время сложно переоценить. Человечество находится на той стадии развития, когда подача информации решает все, начиная от наших отношений в кругу семьи и заканчивая политическими процессами.

Книга Лешутиной Ирины Анатольевны «Риторика. Искусство публичного выступления» – это находка для тех, кто устал быть пешкой в чужой игре и решил взять свою жизнь в свои руки.

Наука предков

Еще в античной цивилизации риторика являлась главной гуманитарной дисциплиной.

Аристотель говорил о ней как о «способности находить возможные способы убеждения относительно каждого данного предмета». Мудрецы Древнего Рима определяют три главные черты настоящего оратора:

• Природная данность (талант).
• Приобретенный опыт (навык).
• Познания в различных жизненных областях (эрудиция).

Цицерон считал главной последнюю черту – «оратор должен исследовать, переслушать, перечитать, обсудить, разобрать, испробовать все, что встречается человеку в жизни, так как именно жизнь служит оратору материалом». Формула Цицерона «ораторами становятся» – это призыв к познанию и самосовершенствованию.

Еще тогда был сформулирован античный риторический канон о порядке подготовки к выступлению в пять этапов, который актуален по сей день:

1. Систематизация мыслей и материалов. Подбор доказательств, аргументов для спора и ответов на вопросы.
2. Компоновка выступления в соответствии с местом проведения и публикой.
3. Правка текста выступления, выделение основных частей и смысловых блоков.
4. Заучивание текста, отработка сложных моментов.
5. Непосредственно само выступление и общение со слушателями.

В наше время предполагается еще один этап:

6. Размышление – в целях собственного развития оратору необходимо проанализировать свое выступление, сделать выводы относительно допущенных ошибок.

Речевое воздействие как основа современной риторики

Сегодня наш мир основан на понятиях ноосферы, где информация – это власть, а тот, кто владеет своим словом, имеет силу. Мы ежесекундно обрабатываем гигантские объемы информации, и умение ее правильно подавать и структурировать выходит на первый план.

Можно выделить две наиболее востребованные на сегодняшний день ситуации, в которых вам помогут углубленные познания информационно-риторического искусства:

1. Официальное выступление перед аудиторией. Здесь вам предстоит преподнести людям новую информацию, представить новый продукт.

2. Самопрезентация. Этот навык оказывается крайне важным в ситуациях, когда вам предстоит убедить своих партнеров, коллег, клиентов в собственной правоте.

9 принципов уверенного выступления от Ирины Анатольевны Лешутиной

1. Забудьте о себе, займитесь делом. Человек боится выступать, когда он слишком много думает о том, как его воспринимает публика, т.е. думает о себе. Когда вы находитесь перед людьми, следует понимать, для чего вы здесь, анализировать свою информацию, представлять цель своего выступления. Поглощенность материалом даст вам свободу от мнения окружающих.
2. Будьте хозяином положения. Оратор – это всегда лидер аудитории, он ведет ее за собой, владеет ею. Четко знайте, чего вы хотите, и слушатели проникнутся вашими идеями.
3. Увлеките свою аудиторию, иначе она «займется» вами. Преподносите публике только актуальный, интересный и увлекательный материал, в противном случае аудитория заскучает, и вам достанутся аплодисменты за то, что ваша речь наконец завершилась, или язвительные комментарии и едкие вопросы.
4. Люди любят спектакли. Оправдайте надежды публики – сделайте из своего выступления шоу.
5. Ваша речь должна быть интересной и яркой. Если вы «горите» темой своего выступления – покажите свой энтузиазм людям, и они захотят дослушать вас до конца.
6. Будьте разнообразны. Сделайте свою речь контрастной, используйте эмоциональные оттенки, меняйте тон голоса, делайте уместные паузы разной длины. Помните, ваша дикция должна быть безупречной, если у вас есть речевые проблемы – проработаете их, сделайте свое произношение совершенным, и ваши шансы на успех увеличатся в разы.
7. Оратор – это единственный человек, от которого зависит, поймут слушатели предлагаемую информацию или нет. Эта аксиома приведет вас к победе над собственными несовершенствами.
8. Исчерпайте тему, а не терпение слушателей. Время – это наша жизнь. Слушатели, уставшие от вашего выступления, – это люди, у которых вы украли частичку их жизни.
9. Закончить говорить раньше, чем этого захочет публика – высшее искусство!

Эти принципы могут направить вас по верному пути. Правильно применяя их, в зависимости от ваших целей, вы неизменно будете достигать все новых и новых высот в своем деле.

В книге Лешутиной Ирины Анатольевны «Риторика. Искусство публичного выступления» вы найдете практические рекомендации – как:

В конце книги вы найдете ряд тестов и упражнений, которые помогут научиться выступать везде, где потребуется – от праздничного застолья до международных конференций. Говорите, совершенствуйтесь, наслаждайтесь своей свободой!

Источник: Лешутина И. Риторика. Искусство публичного выступления — Претекст, 2010. —302 с.

Анна Константиновна Спасская, психолог

Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте