Чем вдохновлялся Ричард Бах Когда писал Чайку

Энергия и сила воли. Весьма характерно изречение одного из норманнских вождей, в котором проявляются основные черты тевтонского племени: "Я не полагаюсь ни на богов, ни на демонов, но рассчитываю лишь на крепость соб­ственного тела и души" На одном из древних нор­маннских щитов изображен заступ и имеется надпись: "Найду дорогу или проложу ее". В этом девизе выража­ются главные особенности национального характера, до сих пор отличающие всех потомков древних норманнов.

Те же характерные черты присутствуют и в мифологии скан­динавов, которые одного из главных своих богов изобража­ли с молотом в руке. Человеческий характер проявляется в мелочах, и даже, по-видимому, самые ничтожные проявления человеческой деятельности могут служить признаками, по которым можно судить о личности. Один остро­умный француз следующим своеобразным способом определил характерные черты населения целого округа, в ко­тором хотел обосноваться его друг в качестве землевла­дельца: "Не советую вам делать это, — сказал он, — я знаю жителей этого департамента; ученики, поступающие в нашу ветеринарную школу из этой местности, не умеют ударить молотом по наковальне; они совершенно лишены энергии; вы только даром потратите капитал. Поверьте, с этим народом вы ничего не сделаете" В этой характерис­тике обнаруживается тонкая наблюдательность. Действи­тельно, экономическое процветание государства зависит от энергии, предприимчивости отдельных лиц; даже кли­матические и почвенные условия данной местности зави­сят в значительной мере от трудолюбия, искусства и при­лежания обитателей. Недаром французская поговорка гла­сит: "Tant vaut l'homme, tant vaut sa terre" (каков чело­ век, такова и его земля).

Развитие этих качеств в человеке является делом пер­востепенной важности; твердая воля и настойчивость в преследовании благих целей являются свойствами истин­но благородного характера. Только благодаря энергии чело­век может подвигаться вперед во всех сферах деятельнос­ти; лишь энергией можно преодолеть все трудности и скуч­ные детали любой работы. Энергией достигается больше, чем гениальностью, и во всяком случае человек энергич­ный никогда не испытывает и половины тех разочарова­ний и опасностей, которые приходится испытывать чело­веку со слабой волей и лишенному энергии. Успех во вся­ком деле вовсе не зависит от природного таланта, но толь­ко от трудолюбия, энергии и настойчивости. Твердая воля является средоточием всех положительных черт челове­ческого характера; словом, воля — это весь человек. Ею определяется каждое действие, она является душой всякого дела.

Воля поддерживает в нас надежду, а надежда служит основой жизни и лучшим ее украшением; жизнь без надежды лишена смысла. Девиз, начертанный на древ­нем шлеме, хранящемся в Батлском монастыре: "L' espoir est ma forse" (надежда — моя сила), может служить деви­зом всякого человека. "Горе малодушным!" — восклицает сын Сираха. Никакие блага мира не могут сравниться с обладанием твердой волей. Даже в случае полной неудачи всех начинаний, человек с твердой волей найдет утешение в сознании того, что он со своей стороны добросовестно исполнил все, что мог и должен был исполнить. В жизни не существует более утешительного и возвышенного явления, чем человек, преодолевающий страдания тер­пением, торжествующий своей правотой над бедствия­ми, неутомимо стремящийся вперед, несмотря на все не­ удачи, горести и лишения.

Одни вожделения и пылкие порывы без физического осуществления, без соответствующей деятельности, порож­дают в молодых людях лишь недовольство и разочарова­ние. Никогда не следует ожидать, что благоприятная пе­ремена обстоятельств произойдет сама собой; лучше под­ражать Веллингтону, который в ожидании лучшего не терял ни минуты и настойчиво стремился вперед. Благие начинания должны быть неуклонно доводимы до конца без колебаний и рассчитаны лишь на собственные силы. В большинстве случаев тяжелый, утомительный труд явля­ется необходимым условием и лучшим способом дости­жения намеченной цели. "В жизни, — говорил Шеффер, — никто не пожинает плодов без умственного или физичес­кого труда. Жизнь — бесконечный ряд усилий. Пройдя жизненный путь, я горжусь тем, что никогда ничто не могло поколебать моей решимости. С твердой волей при неук­лонном стремлении к благородной цели человек может достигнуть всего" Хьюго Миллер говорил, что единственной школой, в которой он чему-нибудь научился, была "школа жизни, в которой труд и лишения являются строгими, но прекрас­ными учителями" Тот, кто становится ленивым и под разными предлогами запускает свои дела, готовит себе верную неудачу. Пусть всякий смотрит на работу как на нечто совершенно неизбежное, и она наверно пойдет быстро и успешно.

Карл IX, король шведский, придавал громад­ное значение силе воли уже в юности. Положив руку на голову своего младшего сына, который был занят решени­ем трудной задачи, он однажды воскликнул: "Я хочу, чтобы он решил ее, — и он ее решит!" Привычка к труду разви­вается быстро, подобно всякой другой привычке. Люди даже с очень скромными способностями достигают много­го, если всецело и неутомимо отдаются какому-нибудь одному делу, а не разбрасываются. Фоуэлл Бекстон при­знавал исключительно самые обыкновенные способности и верил лишь в могущество необыкновенного прилежа­ния; он строго держался правила: "Отдавайся всеми силами тому делу, которое тебе подвернулось"; собственный успех в жизни он исключительно приписывал тому, что "всегда отдавался только одному делу в известное время"

Ничего в жизни нельзя достигнуть без энергии в труде. Лишь в борьбе с препятствиями и затруднениями укреп­ляется воля человека и изощряются его способности; не­редко, к собственному изумлению своему, человек достигает таких результатов, которые первоначально казались ему совершенно недостижимыми. Твердая решимость зачастую превращает возможное в совершившийся факт, причем наши желания часто являются предвестниками тех резуль­татов, которых мы способны добиться в жизни. Напротив человек нерешительный, колеблющийся, все считает не­ возможным только потому, что оно кажется ему таковым.

Рассказывают об одном молодом французском офицере, который расхаживал по комнате и восклицал: "Я хочу зделаться маршалом Франции и великим полководцем!" Его пламенное желание было предвестником успеха: молодой офицер действительно сделался полководцем и маршалом Франции.

Мистер Вокер придавал столь важное значение силе воли, что, как он утверждал, однажды выздоровел только потому, что решил выздороветь. Конечно, это случай, и не всегда этот безопасный способ лечения может привести к удовлетворительным результатам. Влияние духа на тело несомненно громадно; но, в свою очередь, и дух наш мо­жет изнемочь под влиянием телесных недугов. Рассказы­вают о мавританском полководце Мулее Молюке, что со­вершенно изнеможенный неизлечимой болезнью, он не­ подвижно лежал на своей постели; однажды ему сообщи­ли, что между его войсками и португальцами завязался бой; он мгновенно вскочил со своего ложа, надел доспехи и бросился на поле битвы; войска его уже начали было отступать; он вдохнул в них мужество, и они одержали победу; но тотчас же после этого Молюк бездыханный упал на землю.

Только воля — сила настойчивости — делает человека способным сделать то, что он намерен был сделать, и сде­латься тем, чем он намерен был сделаться. Приведем слова одного богобоязненного человека: "Кем ты хочешь быть, тем ты и будешь, ибо такова сила нашей воли, приобщен­ ной к воле Провидения. Нет ни одного пламенного жела­ния, которое мы не могли бы исполнить, если только оно искренно и разумно". Рассказывают об одном столяре, который с необыкновенным усердием починял судейскую скамью в зале заседаний. Когда его спросили, почему он так усердствует, он ответил: "Я хочу, чтобы она просто­яла до тех пор, пока я воссяду на ней". И в силу странной игры случая, — а может быть, и не только случая, — этот самый плотник впоследствии действительно сделался су­дьей и занял место на той же скамье.

Каковы бы ни были теоретические воззрения философов на свободу воли, всякий человек чувствует, что он свободен в выборе между добром и злом, что он вовсе не былинка, брошенная в воду и всецело подчиненная произ­волу волн, но что он сам пловец, обладающий силой для борьбы с волнами и для того, чтобы плыть по избранному направлению. Наши желания вовсе не стеснены какими-либо роковыми силами, и мы чувствуем и знаем, что мы не связаны никакими узами волшебства в наших действиях и поступках. Если держаться иного взгляда, то всякое стремление к самоусовершенствованию будет парализова­но. Весь строй нашей жизни — личной, семейной, обще­ственной и государственной — основан на эмпирическом сознании, что человеческая воля свободна. Без этого созна­ния немыслимо было бы начало ответственности. К чему бы вели тогда обучение, воспитание, порицание, одобрение, наказание, пример?

Какое значение имели бы законы, если бы подчинение или неподчинение им не являлось результа­том свободной воли? Ежечасно, ежеминутно наше сознание подсказывает нам, что наша воля свободна. Это единствен­ное достояние, принадлежащее нам всецело, к тому же вполне нам подчиненное, так что от нас зависит дать ему истинное или ложное направление. Наши наклонности и привычки являются не господами нашими, но рабами. Когда мы под­дались искушению, совесть неумолчно твердит нам, что мы могли бы устоять, если бы в нас было твердое желание устоять, — желание, вполне зависящее от нашей доброй воли. "Вы теперь вступили в тот возраст, — сказал Ламене одному легкомысленному юноше, — когда нужно принять определенное решение. Пропустите время — и вы рискуете упасть в яму, которую сами себе вырыли; вы не будете в силах сдвинуть камень, который навалится на вас всей сво­ей тяжестью. То, что легче всего становится нашей привыч­кой — это наша воля. Научитесь же управлять ею — желать твердо и решительно; установите свою жизнь и прекратите бесцельные блуждания и бессознательное порхание, подоб­но перышку, носящемуся в воздухе при дуновении ветра".

Бекстон держался того мнения, что всякий молодой человек может сделаться кем только пожелает, если в нем созрело твердое решение и он неуклонно преследует наме­ченную цель. В письме к одному из своих сыновей он говорит: "Ты вступил в тот период жизни, когда чело­веку приходится делать поворот либо направо, либо налево. Ты теперь должен испытать на деле свои убеж­дения и обнаружить неуклонную решимость или же ты обнаружишь всю свою несостоятельность, празднолю­бие, беспорядочность и пустоту; если ты вступишь на этот последний путь, то впоследствии не легко будет свернуть с него. Я убежден, что молодой человек может, безусловно, сделаться тем, кем хочет сделаться; я знаю это по личному опыту. Все счастье, все преуспевание, которого я достиг в жизни, было результатом поворота, который я сделал в твои годы. Если ты серь­езно решился быть энергичным и прилежным, то в те­чение всей жизни ты всегда будешь доволен тем, что остановился на этом решении и привел его в исполнение".

Воля, как таковая, есть не что иное, как постоянство, стойкость, настойчивость; поэтому очевидно, что все зависит от того, чем она руководствуется и в какую сторону направлена; направленная в сторону удовлетворения чувственных потребностей, страстей, она превращается в дьявола, которому человек продал свою душу; направ­ленная в сторону добра, твердая воля становится царем, а разум человеческий — первым министром, и они ведут человека к высшим благам. "Там, где воля, там и дорога", — гласит старинная и справедливая поговорка; в твердом решении человека за­ключаются уже и способы преодоления тех препятствий, которые ему предстоят на пути, и гарантия успеха. В боль­шинстве случаев считать себя способным — в то же время значит и быть способным; решение достигнуть чего-нибудь весьма часто равносильно самому достижению.

Действи­тельно, твердая решимость в большинстве случаев носит характер какого-то всемогущества. Вся сила характера Суворова заключалась именно в силе хотения, и подобно всем людям с сильной волей, он старался развить тако­вую и в других. "Вы способны желать только наполови­ну", — говорил он людям, потерпевшим неудачи. Подобно Ришелье и Наполеону, он хотел выбросить из словаря слова "невозможно", "я не знаю", "я не могу", "это невозможно" — такие слова он ненавидел до глубины души. "Учись!" — восклицал он. Его биограф говорит, что Суворов пред­ставляет собой замечательный пример того, что может со­ вершить человек путем развития и упражнения способностей, зачатки которых имеются у каждого.

Одним из любимых изречений Наполеона было: "Истинная мудрость заключается в твердой решимости". Его жизнь, подобно жизни многих других великих людей, на­глядно показывает, что может совершить всемогущая и непреклонная воля. Он вложил в дело все силы тела и души. Бессильные владыки и народы, которыми они уп­равляли, один за другим падали пред ним во прах. Когда ему доложили, что Альпы заграждают путь его войскам, он сказал: "Нет больше Альп!" Он соорудил Симплонскую дорогу через местность, которая до тех пор считалась непроходимой. «Слово "невозможно", — говорил он, — уместно только в словаре для безумных». Рабочая сила этого человека была страшная; иногда у него работа­ло до изнеможения в одно и то же время по 4 секретаря; он не щадил ничьих сил — даже собственных. Его пример воодушевлял окружающих и вдыхал в них новую жизнь. "Я создал своих генералов из комьев грязи", — говорил он. Но все это ничему не послужило, потому что необуз­данное самомнение Наполеона погубило его и имело роко­вые последствия для Франции, которую повергли в анархию. Жизнь его служит наглядным доказательством того, что могущество, руководимое непоколебимой энергией, но не направленное на благо людей, приводит к роковым по­следствиям как того, кто им обладает, так и тех, кто от него зависят, и что величайшие познания и способности, не руководимые добрыми началами, становятся воплоще­нием зла.

Гораздо величественнее в этом отношении представляется нам личность Веллингтона. Отличаясь не меньшей решимостью, непреклонностью и постоянством, он в то же время обладал большой самоотверженностью, добросовест­ностью и патриотизмом. Девизом Наполеона была слава; девизом Веллингтона, как и Нельсона, был долг. В рапортах Веллингтона ни разу не употребляется первое из этих слов, второе же упоминается очень часто, но без пышных фраз. Величайшие трудности никогда не могли ни остановить, ни запугать Веллингтона; его энергия уси­ливалась по мере того, как усиливались препятствия, кото­рые ему приходилось преодолевать. Его терпение, непоколебимость и решимость, с которыми он преодолевал вели­чайшие огорчения, и гигантские трудности, которые ему приходилось испытывать во время испанских походов, представляются, быть может, грандиознейшими явления­ми на страницах истории.

В Испании Веллингтон проявил свои способности не только как полководец, но и как в высшей степени мудрый государственный человек. Хотя он от природы обладал необыкновенно вспыльчивым и раздражительным характером, но высокое сознание долга всегда сдерживало его. Окружающим терпение его казалось абсолютно неистощимым. Величие его характера не омрачалось ни самомнением, ни честолюбием, ни ску­постью, ни вообще какой-либо низменной страстью. Это был человек необыкновенно сильной воли и строго определенных воззрений, и в то же время он обнаруживал весьма разнообразные дарования; не уступая в качестве полководца Наполеону, он не уступал и Клайву в быстроте, смелости и мужестве; в безупречной честности и благо­ в родстве он не уступал Вашингтону', как администратор — Кромвелю. Веллингтон оставил о себе воспоминание, как о человеке бесспорно гениальном; но, быть может, самыми главными характерными чертами этой великой лично­сти были терпение и сила воли.

Энергия обыкновенно проявляется в быстроте и решимости. Когда на заседании Африканской ассоциации спросили знаменитого путешественника Ледайярда, как скоро он будет готов к отплытию в Африку, он тотчас же ответил: "Завтра утром" Быстрота Блюхера создала ему в прусской армии прозвище "маршал Форвертс" {Vorwarts — вперед). Когда спросили Джона Джервиса, впоследствии графа Сен Винцента, скоро ли он намерен отплыть на сво­ем корабле, он ответил: "Хоть сейчас" Когда спросили сэра Кэмпбелла, назначенного главнокомандующим ин­дийской армии, скоро ли он выступает, он ответил: "Завтра"; эта быстрота была залогом одержанных им впоследствии побед, потому что в большинстве случаев победы одерживаются только умением быстро пользоваться выгода­ми своего положения и преимущества, иногда случайными, пред врагами. "Под Арколой, — говорил Наполеон, — я выиграл битву с двадцатью пятью всадниками; я воспользовался моментом, когда исход битвы колебался, при­казал своим двадцати пяти всадникам трубить победный марш и с этой горстью людей одержал победу.

Две армии — это два бойца, наступающих один на другого и желающих нагнать друг на друга страх; нужно ловить тот мо­мент, когда возникает паника, — и исход битвы решен" В другом месте он говорит: "Всякое потерянное мгновение может повлечь за собой бедствие"; по его мнению, поражения, которые терпели от него австрийцы, объясняются исключительно лишь медлительностью последних и неумением пользоваться временем.

В последнее столетие Индия явилась обширной ареной, на которой могла обнаружиться великая энергия англи­чан. От Клайва до Гавелока и Клайда можно привести длинный и почетный ряд доблестных имен законодателей и полководцев: Уэлсли, Миткаф, Аутрем, Эдварс и братья Лоренс. Не менее велико имя Уоррена Гастингса, хотя имя это запятнано. Это был человек непреклонной воли и неутомимого прилежания. Род Гастингсов — древний и славный; но различные удары судьбы и в особенности их плохо вознагражденная преданность дому Стюартов низвела их до нищеты, и их резиденция Дейлсфорд, в которой они пол­новластно царили в течение столетий, уже давным давно перешла в другие руки.

Последний из Гастингсов, прожи­вавших в Дейлсфорде, предоставил пасторат своему второму сыну; в доме этого последнего несколько лет спустя и родился внук Уоррен Гастингс. Мальчик обучался грамоте в сельской школе, сидя на одной скамье с крестьянскими детьми; он бегал по полям, некогда принадле­жавшим его предкам. Их жизнь составляла предмет постоянных его размышлений. Его детское честолюбие было в высшей степени возбуждено; когда ему было не более 7 лет, он однажды, лежа на берегу реки, протекавшей в этой местности, по обыкновению был погружен в думы о былом величии своих предков, и, как говорят, в этот день в нем созрело твердое решение снова завладеть всем, что им некогда принадлежало. Это были детские мечты. И что же? Им суждено было осуществиться. Мечты эти овладели всем его существом; по мере того как он рос, они укреплялись в нем, и им он обязан той непоколебимой волей, которая составляла отличительную черту его характера в зрелом возрасте. Бедный сирота стал впоследствии одним из могущественных людей своего времени; он вернул богат­ство своих предков, реставрировал их древнюю резиден­цию, а вместе с тем и их величие. "Когда под тропическим солнцем, — говорил Маколей, — он господствовал над 50 миллионами азиатов, единственной его надеждой среди всех …

В высшей степени замечательна также деятельность доктора Ливингстона. Он составил собственное жизне­описание, в котором говорил о своих заслугах со свой­ственной ему скромностью и правдивостью. Предки его были бедными обитателями горной Шотландии. Один из них, как гласит предание, перед смертью пригласил все семейство и произнес: "В течение жизни я тщательно со­бирал сведения о нашем роде и убедился, что в нем не было до сих пор ни одного порочного, бесчестного чело­века. Вот вам мое завещание: будьте и дальше честны" Слова эти были единственным наследием, которое он мог завещать своим детям. Десяти лет от роду Ливингстон был определен на бумагопрядильную фабрику близ Глазго. За первые заработанные им деньги он купил латинскую грамматику и принялся за изучение латыни, которое продолжалось несколько лет, причем Ливингстон посещал вечерние уроки в одной из глазговских школ. Дома он занимался часто по ночам несмотря на то, что мать всеми силами противилась этому, так как ему приходилось уже в 6 часов утра быть на фабрике.

Ливингстон настолько продвинулся в знании латинского языка, что прочел Виргилия и Горация. В то же время он читал и другие всевоз­можные книги, какие ему только попадались. Любимыми у него были научные книги и книги о путешествиях. Часы досуга, которых у него было очень немного, он посвящал также изучению ботаники и собирал по окрестностям расте­ния. Ливингстон приучился даже читать во время работы на фабрике, при грохоте машин. Таким путем трудолюби­вый юноша приобрел множество полезных сведений. Когда он сделался постарше, у него появилось страстное жела­ние посвятить себя миссионерской деятельности среди языч­ников. С этой целью он решил изучить медицину, зна­комство с которой считал безусловно необходимым для миссионера. Для этого он и накопил столько денег, что получил возможность посещать в Глазговском универси­тете в течение зимы курсы по медицине, греческому языку и богословию, во время каникул он работал на фабрике в качестве бумагопрядильщика. Все это время Ливингстон содержал себя исключительно на средства, добываемые на фабрике, не получая ни от кого ни малейшего пособия.

"Оглядываясь назад, — говорил он, — вспоминая жизнь, исполненную лишений, я чувствую бесконечную благодар­ность за то, что мне удалось в юности пройти эту школу; если было бы возможно начать жизнь снова, то я бы с удовольствием прошел бы тот же самый путь тяжелого труда" Окончив курс, выдержав экзамены и защитив дис­сертацию, он был принят лиценциатом на медико хирургический факультет. Первоначально он задумал отпра­виться в Китай на свои собственные средства, но война между Англией и Китаем помешала ему осуществить меч­ту. Ливингстон предложил свои услуги Лондонскому мис­сионерскому обществу и получил направление в Африку, куда прибыл в 1840 г. Миссия в Африке имела для него одну неприятную сторону: зависимость от миссионерского общества. "Не совсем приятно, — говорил он, — человеку, привыкшему всего добиваться собственными усилиями, находиться в зависимости от других" Прибыв в Африку, он чрезвычайно энергично принялся за дело и повел его совершенно иначе, чем другие миссионеры; он стал сам усердно изучать строительное искусство и всевозможные ремесла, в то же время проповедуя и обучая туземцев; эта последняя работа, по его признанию, доводила Ливингстона до такого утомления, какого он никогда не ощущал даже после тяжелейшей работы на бумагопрядильной фабрике; он сооружал каналы, здания, обрабатывал поля, разводил скот и обучал туземцев этому мастерству и слову Божьему. Во время одной из экскурсий в сопровождении нескольких туземцев Ливингстону пришлось услышать несколько насмешливых замечаний относительно его внешно­сти и силы. "Он совсем не толст, — говорили бечуаны, — а выглядит только таким, потому что на нем эти мешки (панталоны); он скоро свалится".

Это задело за живое уроженца горной Шотландии, и, не взирая на усталость, он водил своих спутников в продолжение целых дней, чем и заставил их изменить свое мнение об его силе. То, что он совершил в Африке и как он там работал, подробно опи­сано им в его сочинении "Путешествие миссионера" — од­ном из самых увлекательных сочинений этого рода. Одно из последних деяний его во время пребывания в Африке весьма ярко характеризует эту личность. Машина паро­вой шхуны "Биркенгид", которую он привез с собой в Африку для экскурсий, испортилась; он послал домой распоряжение купить новый пароход стоимостью в 2000 фунтов. Эта сумма была уплачена Ливингстоном из денег, которые он отложил для своих детей. Этот капитал он нажил благодаря необыкновенному распространению своих сочинений. "Пусть деньги дети сами наживут", — говорил он в своем письме.

Деятельность Джона Говарда также служит блестящим примером необыкновенной силы характера и неутомимого трудолюбия. Жизнь этого человека доказывает, что, даже обладая ничтожными физическими силами, можно сдви­нуть горы, если обладать нравственной. Мысль улучшить положение арестантов всецело овладела им и преврати­лась в страсть; ни лишения, ни опасности, ни физические страдания не могли остановить его в преследовании цели, которая стала для него целью жизни. Он не обладал никакими особенными талантами, но был человеком строгой нравственности и непреклонной воли; Говард достиг зна­чительных результатов еще при жизни своей, но значение его трудов не исчезло и поныне, так как они повлияли на уголовное законодательство не только Англии, но и всех других цивилизованных стран.

Джонас Ганвей также принадлежал к числу трудолюбивейших и энергичнейших людей, благодаря которым Англия стала тем, что она есть в настоящее время. Эти труженики работали исключительно во имя исполнения долга и, совершив то, что было в их силах, и даже то, что превосходило их силы, они с чувством благодарности мирно сходили в могилу.

Джонас Ганвей родился в Портсмуте в 1712 г.; отец его был судорабочим и погиб вследствие несчастной случай­ности; Джонас осиротел в раннем детстве. Мать его со всеми детьми переселилась в Лондон, поместила их в школу и работала изо всех сил, чтобы содержать семью. Семнадцати лет от роду Джонас был отправлен в Лиссабон, где поступил в учение в торговое заведение; его старатель­ность, аккуратность, честность и добросовестность снис­кали ему всеобщее уважение. Вернувшись в Лондон в 1743 г., он был принят в Английский торговый дом, находившийся в Петербурге и ведший главным образом торговые дела на Каспийском море; дело это еще только начиналось.

Ганвей отправился в Россию, имея в виду расширить пред­приятие. Вскоре после прибытия в Петербург он отпра­вился в Персию с транспортом в 20 повозок с английски­ми сукнами. Из Астрахани он переправился в Астрабад, лежащий на юго восточном берегу Каспийского моря; но едва он выгрузил свои тюки, в этой местности вспыхнуло восстание. Весь его товар был арестован, и хотя ему возвратили его впоследствии, но тем не менее предприятие не увенчалось ожидаемым успехом. Затем Ганвей узнал о том, что шайка разбойников, бродившая в окрестностях Астрабада, решила его ограбить; тогда он поспешил сесть на корабль и после плавания, сопряженного с большими опасностями, благополучно прибыл в Гилан; но эта неудача отнюдь не уменьшила его энергии; напротив, она научила Ганвея никогда не отчаиваться.

Он вернулся в Петербург, где провел 5 лет, весьма успешно ведя свои дела. Получив наследство от одного из своих родственников и к тому же располагая весьма значительными средствами, он поки­нул Россию и вернулся в Англию в 1750 г. Первым его делом по возвращении была консультация относительно собственного здоровья, которое было очень слабым, "для того чтобы иметь возможность делать добро себе и другим". Всю оставшуюся жизнь он провел в делах благотворитель­ности и заботах об окружающих. Ганвей жил чрезвычайно­ скромно, чтобы иметь возможность тратить больше денег на полезные дела. Одной из главных его забот было улуч­шение путей сообщения, и в этом отношении предприятия его, которые он вел на очень широкую ногу, увенчались полным успехом.

В 1755 г. распространился слух о наше­ствии французов; это заставило Ганвея сосредоточить свое внимание на средствах усиления английского флота; он созвал на Королевской бирже митинг из купцов и судо­владельцев и предложил образовать общество для вербов­ки и обучения добровольцев. Предложение было принято. Ганвей стал главным руководителем всего дела. "Морское общество", основанное в 1756 г., существует и поныне. В течение первых 10 лет морскому делу были обучены 5451214 мальчик и 4787 волонтеров, которые поступили во флот; в настоящее время из училища "Морского общества" выходит ежегодно до 600 мальчиков, которых оно воспи­тывает за свой счет и которые поступают матросами в ос­новном на купеческие суда.

Остальную часть своего времени Ганвей посвящал улучшению работы многих, весьма важных общественных уч­реждений и устройству новых. Прежде всего, он принял деятельное участие в улучшении и реорганизации воспи­тательного дома, основанного Томасом Коремом. Учреж­дение это в том виде, в каком оно существовало до Ганвея, приносило скорее вред, чем пользу, потому что только поощряло легкомысленных родителей предоставлять за­боты о своих детях общественности. Ганвей решил по воз­можности искоренить это зло и открыто восстал против модной в то время филантропии. Дело было нелегкое, как и вообще борьба с общественными предрассудками; но, задумав основать дело благотворительности на более разумных началах, он уже не отступал от намеченной цели, и в конце концов опыт показал, что Ганвей был совершен­ но прав. Больница Магдалины основана благодаря усили­ям Ганвея.

Но в особенности много стараний и трудов он приложил к улучшению участи бедных людей. Нищета, в которой росли дети приходских бедных, и разврат, кото­рый их окружал, были ужасающими. Облегчить положе­ние несчастных детей не входило в задачи светской фи­лантропии, которая, впрочем, оказалась бы совершенно бессильной в этом деле, как и в деле устройства судьбы подкидышей. Ганвей энергично взялся за работу. Прежде всего он без всякой посторонней помощи исследовал размеры самого зла и степень его распространенности.

Он усердно посещал жилища беднейших классов Лондона, убежища для бедных и больницы и пришел к заключению, что громадную помощь в этом деле оказало бы уст­ройство работных домов в Лондоне и его окрестностях. Затем он предпринял путешествие по Франции и Голлан­дии, где изучал учреждения для бедных, и все изученное Ганвей с пользой применил по возвращении в Англию к делу. После пятилетних подготовительных трудов Ганвей опубликовал результаты своих наблюдений. Благодаря этому работные дома Англии были переустроены и значи­тельно улучшены. В 1761 г. благодаря его стараниям был издан закон, по которому лондонский приход обязан был представлять ежегодный отчет о количестве призреваемых, пристраиваемых и умерших бедных детей.

Сам Ганвей прилагал все усилия к тому, чтобы закон этот не оста­вался мертвой буквой, а исполнялся в действительности; он по утрам посещал один за другим работные дома, а днем одного за другим посещал членов парламента, и так изо дня в день, из года в год, убеждая, строя, доказывая и упрашивая. Наконец после десятилетних беспримерных усилий он добился издания другого закона, который за­прещал содержание малолетних детей в работных домах, в которых смертность была громадной. Детей приходских бедных приходы в силу того же закона обязаны были от­правлять за несколько миль от Лондона. Дети, размещен­ные по селам, находились под контролем особых попечи­телей, избираемых через каждые 3 года. Бедные назвали этот закон "Законом сохранения детей в живых" Резуль­таты нескольких лет показали, что цель вполне достиг­нута, и таким образом появилась возможность оберегать тысячи жизней. Это было сделано трудами и усилиями одного доброго и благородного человека.

Не было такого филантропического учреждения в Лон­доне, в котором Джонас Ганвей не принимал бы самого горячего участия. Благодаря его усилиям была устроена подписка в пользу пострадавших от опустошительных по­жаров в Монтриме, Бриджтауне и Барбадосе. Он был всегда в числе первых и самых щедрых жертвователей; его бескорыстие и искренность общеизвестны. Громадные траты на благотворительность не могли не отразиться на его собственном благосостоянии, которое сильно пошат­нулось. Пятеро уважаемых граждан Лондона с банкиром Гором во главе без ведома Ганвея обратились от имени своих сограждан к тогдашнему премьеру лорду Бюту с просьбой обратить внимание на великие заслуги перед стра­ной бескорыстного благотворителя. Результатом этой петиции было назначение Ганвея одним из интендантов флота.

Под конец жизни здоровье Ганвея сильно пошатнулось, что заставило его отказаться от занимаемой им должнос­ти, но он не мог оставаться праздным. Ганвей принялся за устройство воскресных школ, которые в то время только что стали зарождаться. Затем он обратил внимание на жал­кое положение бездомных негров, шатавшихся по улицам Лондона, и вообще на жалкое положение заброшенных классов общества. Несмотря на то, что он имел дело с человеческими бедствиями во всех их видах, сам он отли­чался веселым характером, что, быть может, и давало ему возможность, несмотря на слабое здоровье, исполнять свои тяжелые обязанности. Он ничего так не страшился, как бездеятельности; хилый телом, он был неутомим и отли­чался огромным нравственным мужеством.

Упомянем еще об одном характерном обстоятельстве, хотя оно и кажется на первый взгляд не заслуживающим внимания: он пер­вый ввел в употребление мужские дождевые зонтики в Англии. Всякому, кто знает, как строго англичане при­держиваются установившихся обычаев, будет понятно, что нужно некоторое гражданское мужество для того, чтобы разгуливать по улицам Лондона при всеобщем недоуме­нии с китайским аппаратом над головой. Спустя 30 лет, однако, мужские зонтики вошли во всеобщее употребле­ние в Англии.

Цитата из книги Сэмюэла Смайлса «Саморазвитие умственное, нравственное и практическое», первоисточника по теме саморазвития. Книга впервые была издана в 1859 году.

Встречаются в своих апартаментах, лучшие феи Пенза, все услуги не обязательно строго в презервативе, проверь на dosugpenza.ru. Каждая дива имеет идеальное по всем параметрам тело, а также справляется со своим ремеслом на отлично. Милые лучшие феи Пенза, пылкие и страстные, они такие интересные и стройные, что ты не устоишь перед ними. Это будет волшебно.