Меню

Администратор

Как религия становится наукой в умах ортодоксальных психологов? Вы решили узнать тайны движения небесных светил – и идете за консультацией к астроному. Но он рассказывает вам не совсем то, о чем вы просили: вы слышите от него, как ход планет влияет на вашу судьбу. Оказывается, он не астроном, а астролог.

Вы решили узнать, в чем секрет ваших внутренних проблем, и идете за консультацией к психологу. И слышите от него, что причина вашего душевного разлада – первородный грех. Или сделанный 20 лет назад аборт. Оказывается, он не психолог… Ну, то есть психолог, конечно, но особой разновидности, о какой наука психология не слышала: православный психолог.

Кто они такие – православные психологи?

Кто может представить психолога лучше его самого? Благо сейчас у каждого из них есть отличная возможность писать в интернете. Они и пишут.

Личность 1. Святые отцы как настольные книги психолога

Паблик «Православная психология» ВКонтакте. Тред «Вопросы православному психологу». Отвечает Дмитрий Семеник (на протяжении всей беседы то и дело рекламируя свои сайты, книги и тренинги – отнюдь не бесплатные). Смотрим личную страничку человека – интересно же, кто он такой, где получал психологическое образование… Информации ноль. Но интернет знает многое – на библиотечном сайте Куб, где лежат его книги, есть краткая биографическая справка…

Итак, психологические консультации дает подписчикам паблика человек, закончивший… МИРЭА. И работавший менеджером по рекламе и маркетингу. Оно и заметно, собственно. Рекламирует себя (свои книги, видео, тренинги) он очень активно, буквально в каждом третьем посте!

Вопрос подписчика паблика: «Как стать православным психологом?»

Ответ великолепен. Хорошо хоть, господин Семеник признает, что никакой православной психологии как науки не существует. Но… «Если же идти в светский вуз, то там могут так засорить мозги, что не только православным психологом не станешь, но и православным быть перестанешь. Я знаю многих православных, которые окончили светские вузы, и в итоге стали обычными психологами.

В данное время каждый настоящий православный психолог сам в силу своего опыта, талантов, знаний и предрасположенностей синтезирует свою систему практической помощи из знаний по психологии и православию. Многие пришли к этому естественным путем, в зрелом возрасте» [1].

К чему они пришли, мы увидим ниже, а пока – советы, как же все-таки стать православным психологом, от Дмитрия Семеника: «Не поступать в вуз, пока не изучите досконально труды всех основных святых отцов» [1].

Безусловно, Ефрем Сирин (IV в.) и Иоанн Златоуст (IV-V вв.) со своими поучениями в основном для монашеской братии – чрезвычайно актуальное чтение для будущего психолога…

Хорошо, Тихон Задонский жил совсем недавно – всего-то в XVIII веке. Почитает будущий православный психолог его труды, проникнется, да и заявит клиентке, пользующейся, как большинство современных женщин, косметикой: «Большая еще суета и срам христианству есть, что жены белилами, красками и мазями лица свои намазывают» [2].

Вот еще Тихон цитирует Златоуста: «Что говоришь? – обличает их Златоуст. – Приходя ли молиться Богу, облачаешься золотом и плетеньями? Разве ликовать пришла ты, разве браку приобщиться? Разве на представление пришла ты? Там золото, там плетенье, там одежды многоценные имеют место: а здесь ничего из этого не потребно [2]. Эти бы слова преподобного – да в уши покровителям наших православных «психологов» – иерархам церковным, чьи «золото и плетенья» буквально слепят глаза во время служб…

И еще два совета – отправиться волонтерить в группы, отговаривающие женщин от абортов, и читать православные психологические книги – «Прежде всего, наши – вы их можете найти по моей фамилии (где-то автор, где-то составитель)» [1]. Ну кто бы сомневался.

Личность 2. О программистах-некрофилах

Сайт «Русская православная психология». Проект посерьезнее паблика ВКонтакте. Ставит своей целью сбор информации обо всех православных психологах в России и составление каталога православно-психологических сайтов. Представляет персоналии ныне работающих православных психологов.

Вот доктор психологии Олег Никифоров сокрушается о засилии агрессивных компьютерных игр и их пагубном влиянии на подрастающее поколение. Бесспорно, проблема компьютерной зависимости подростков существует. Но виноваты в этом, по Никифорову, не семья, недодающая ребенку внимания и любви, не школа, где ребенку скучно или даже опасно находиться. Корень зла – программисты! Ведь это они создают ужасные игры. А с ними-то что не так? Психолог призывает на помощь... Фрейда и его Танатос (пунктуация, кстати, авторская): «есть люди в жизни которых постоянная трагедия. Их пессимистическое переживание реальности приводит к тому, что они не умеют радоваться жизни, все критикуют, во всем сомневаются. Их притягивает эзотерика, мистика, фантастические образы, привидения, монстры и вообще все то, что в реальности не встретишь, а если и встретишь, то останешься заикой на всю жизнь. Это люди так называемого «некрофилического» склада. Они любят смотреть боевики и криминальную хронику по телевизору, читать триллеры, романы - фэнтази. Их любимые герои – Фрэди Крюгер, граф Дракула, Вий, дама «Вамп» и т.п. Эти люди, разочаровавшись в жизни, убегают в мир своих фантазий, ничего общего не имеющих с реальностью.

Я уже писал в журнале «Psihologijas Pasaule» о том, что программисты (не все конечно, но большинство) по большому счету люди «некрофилического» склада. Они не любят активную жизнь, природу, мало эмоциональны. Им интереснее железное нутро их единственного собеседника – компьютера. Может быть этим объясняется смертоносный характер большинства игр, где основные герои – смерть, ужас, трупы, и главный герой все побеждающий и при этом все уничтожающий [3].

Я не знаю, как это комментировать. Хочется воскликнуть: а программисты-то и не знают, что не любят активную жизнь и природу, общаются исключительно с компьютерным железом, не могут жить без Вия с Дракулой, любовные связи заводят исключительно с дамами-вамп (уважаемый психолог, кажется, полагает, что дама-вамп – это вампир женского пола?) и делают героями своих игр трупы (интересно, как? Труп по определению не может быть героем) ...

В тексте этого господина перепутано все: фрейдовский Эрос (он называет его «влечением к жизни» – это стремление к гармонии и красоте, программисты – депрессивные люди, любители криминальной хроники – это любители фэнтези, а в мир фантазий убегают только разочарованные в жизни (очевидно, книги, где побеждает добро, и такие же фильмы создаются без участия фантазии) ...

И вот финал статьи:

Я понимаю, что ценности меняются и нельзя навязывать. Но простите американизированное «фэнтази» не воспитает в человеке доброты. Потом будет поздно кричать, что Ваш сын поднял на Вас руку, что Ваша дочь Вас обругала нецензурно. Это все идет из фильмов, дворовых компаний и… из компьютерных игр. Пусть в конце побеждает добро, но какой ценой!!! К сожалению, игры вызывают привыкание и зависимость. Это доказано исследованиями психологов и педагогов. Но последствия этого, как и последствия наркомании, раннего сексуального опыта, раннего алкоголизма расхлебывать придется нам всем!!! Помните – Вы в ответственности перед обществом за своих детей!!! [3].

Я не знаю, что такое «американизированное фэнтази». А вы? «Американизированное» – англоязычное? Рекламирующее американские ценности? Или бренды? В заведомо магическом, вымышленном (этого требует жанр) мире?!

Почему вообще совершенно невозможно понять, что дипломированный психолог имеет в виду? «Кто ясно мыслит – тот ясно излагает», не так ли? И – это уж мелочная придирка, но все же – человек, имеющий психологическое образование и активно общающийся в интернете, абсолютно слеп к этике сетевого общения? То есть он действительно не представляет, что тройной восклицательный знак означает крик? Вы пойдете к столь… неуравновешенному психологу?

И попробуем догадаться, что же у нас таится под загадочным термином «американизированное фэнтези». Уж не «Властелин колец» с «Гарри Поттером» ли? Вроде подходят: несмотря на британские литературные источники, сняты американскими режиссерами. Также в наличии ужас, смерть и трупы – и побеждающий главный герой. Мы уже поняли, что подростки, ругающие родителей матом и дерущиеся с ними – это компьютерно-зависимые поклонники Фродо с Гарри. Ну не способны эти герои воспитать доброту в человеке, потому что – «но какой ценой!!!»

Какой, уважаемый психолог? Эти персонажи, спасающие свои миры, которым угрожает зло, должны были делать что?

Я, кажется, догадываюсь. Молиться? Чтобы православный Бог уничтожил Саурона и Вольдеморта вместе с их армиями (именно православный, другие у православных не работают, спросите их самих)? Смиренно стоять и молиться, наблюдая за смертями друзей, родных и близких? Но не сметь пробовать сопротивляться врагам? Ибо не по-христиански это? Да и вообще воспитывает агрессию?

А ведь порадоваться можно, что ни в Средиземье, ни в Хогвартсе православных храмов как-то не завезли. Можно представить, что там творилось бы, если бы антагонисты, вместо того, чтоб бороться со злом и победить, отправились молиться…

Личность 3. Темная духовность и плата за аборты

Людмила Ермакова, выпускница и аспирантка факультета психологии МГУ с опытом работы на кафедре, вроде бы не должна отзываться об «обычной» психологии так, как самозваный психолог Семеник. Уж ее-то, закончившую обучение в МГУ в 1974 году, явно не православные психологи профессии обучали.

Но православие в очередной раз побеждает разум: «Мне нередко приходилось слышать, что неправославный психолог – не профессионален и я совершенно с этим согласна» [4]. Вот такая благодарность своим преподавателям. Непрофессионалы они. И даже не замечает г-жа Ермакова, что и свой профессионализм как специалиста этим пассажем ставит под сомнение!

Но с логикой там вообще беда – ее же вера заменяет, зачем она, в самом-то деле?

В статьях «Как я стала православным психологом» и «Наша плата за комфортность "личной жизни"» дама описывает случаи из собственной практики.

Итак.

Женщина, чья дочь больна шизофренией, сама находилась в депрессии, не зная, как с этим жить. В процессе беседы рассказала, что ее прадед участвовал во взрыве храма Христа Спасителя. Вот он, корень зла! «Психолог» направляет женщину к батюшке – тот поможет.

У другой женщины взрослый сын измывался над женой. Оказывается, потому что неразумная мать обращалась по его поводу к цыганке-гадалке и «раскрыла его духовную защиту перед той темной духовностью, с которой связана любая гадалка» [4] (это пишет дипломированный психолог, научный работник, чуть ниже в той же статье возмущающийся склонности некоторых неправославных коллег к оккультизму!).

А выход здесь тот же – к батюшке. Куда же еще.

У женщины трагически погибли малолетние дети – расплата за сделанный когда-то аборт!

Вторая дама уговорила на аборт свою подругу (та забеременела, не имея ни кола, ни двора и не умеющего заработать денег мужа, то есть обрекла бы свое дитя на нищую и полуголодную жизнь) – и у ребенка уговорившей с возрастом появились симптомы умственной неполноценности! Еще одна расплата за аборт!

Да это, кроме шуток, кармическое воздаяние какое-то! И при чем бы тут… Ах, вот при чем. Ермакова цитирует Паисия Святогорца: «Если женщина сделает аборт, то расплачиваться за него будут ее другие дети – болезнями и несчастными случаями. Сегодня родители убивают своих детей абортами и лишаются благословения Божия… Сколько же тысяч человеческих зародышей ежедневно убивают! Аборт – это страшный грех. Аборт – это убийство, и не просто убийство, а убийство очень тяжкое, потому что убивают некрещеных детей. Родители должны уразуметь, что жизнь человека начинается с момента его зачатия.

Однажды ночью по произволению Божию мне довелось пережить страшное видение. После этого я понял, что такое аборты!» [5].

Далее преподобный описывает свое видение. Очевидно, г-жа Ермакова имеет железобетонные доказательства того, что это не было зрительной и слуховой галлюцинацией? То есть, простите, проявлением психического нездоровья? Или вовсе выдумкой? Нет, она не сомневается в божественном характере «видения». Ей не положено ни в чем сомневаться, она православный психолог!

«Я бы очень хотела ошибаться, но из всех женщин, кто приходил ко мне с семейными проблемами, не было ни одной, которая бы тем или иным способом в свое время не избавлялась от детей! Ни одной! Вот что страшно» [5].

Страшно здесь другое. Что человек с высшим психологическим образованием никогда не слышал о когнитивных искажениях – и находится в их плену. В вышепроцитированном высказывании их целых три: иллюзорная корреляция (доказывается несуществующая или очень слабая связь между абортами и семейными проблемами), селективное восприятие (полностью игнорируется информация, не подтверждающая теорию – раз Паисий сказал, что еще надо?) и, конечно, систематическая ошибка выжившего – «психологу» и в голову не приходит, что существует огромное количество женщин, делавших аборты, но не имеющих никаких семейных проблем, и потому не обращавшихся ни к ней, ни к другим психологам!

Возможно, во время учебы в МГУ надо было побольше слушать преподавателей, а не читать нечто, не имеющее ни малейшего отношения к предмету психологии?

Глас разума

Любопытна на сайте православных психологов полемика «Христианская психология: за и против». Защитниками выступают доктора психологии, профессора Борис Братусь и Виктор Слободчиков и выпускник факультета психологии МГУ священник Андрей Лоргус, оппонентами – доктора психологии, профессора Артур Петровский и Михаил Кондратьев.

Оппоненты отлично демонстрируют надуманность и несостоятельность аргументов защиты, пытаясь донести очевидное: психология (наука) и религия (чья основа – вера) находятся в разных, непересекающихся плоскостях.

Странно другое: защищающие несуществующую православную психологию выглядят то ли не имеющими представления о психологии как науке (оказывается, именно православная психология занимается человеком, личностью, душой – а неправославная чем? Промышленными и продовольственными товарами?), то ли лукавящими и передергивающими.

Или – противоречащими всему, что мы уже узнали о «методах» православной психологии.

Отвечает Андрей Лоргус.

Вопрос: Скажите, христианский психолог может помочь только православному верующему человеку?

Ответ: Нет, любому человеку. Если психолог ставит перед своим клиентом конфессиональную преграду, то такому психологу вообще не место в психологии. Христианский психолог должен помогать всем, безотносительно национальной и религиозной принадлежности человека [6].

Но… как же так? Прямое противоречие святым отцам! Вот что они говорят об отношении к «любому человеку»:

«Еретиков, как хульников и врагов Божиих, Писание называет не человеками, но псами, волками, свиньями и антихристами» [7].

«Подлинно, целомудрие еретиков хуже всякаго распутства...Как же может быть девственницею та, которая отступила от веры, слушается обольстителей, доверяется демонам, почитает ложь? Как может быть девственницею та, у которой сожжена совесть? Девственница должна быть чиста не телом только, но и душою, если желает принять святого Жениха; а та (дева еретическая) как может быть чистою, имея столько пятен?» [8].

Следующий вопрос: Не могут ли возникнуть здесь трудности, когда к христианскому психологу обратиться человек с другими религиозными взглядами? Ведь возможна ситуация, когда нехристианину не к кому больше обратиться, когда не оказалось рядом ни мусульманских, ни буддийских, ни обычных психологов.

Ответ: Дело в том, что психолог о своих убеждениях клиенту никогда не говорит. Это просто не психологическое поведение. Бывает так, что клиент заговаривает о каких-то религиозных проблемах, но чаще всего в таком случае психолог направляет человека к священнику. Например, я работаю в содружестве с несколькими психологами, которые иногда рекомендуют своим пациентам отправиться ко мне с тем, чтобы попытаться решить религиозные проблемы. То есть сам психолог за это не берется. Это профессиональная позиция психолога [6].

А как же православные психологи Семеник и Ермакова, отправляющие всех обращающихся к ним в православный храм?..

И какие тут чтения святых отцов, если православные «психологи», судя по всему, и Нагорную проповедь не осилили? Во времена Христа тоже порядочно было граждан, которые умело использовали религию для привлечения клиентуры. Вот что Он говорит о них: «И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» [9].

Да и торговцев Иисус из храма изгнал почему-то. Изгнал бы и сейчас – неважно, чем торгуют. Хоть своими книгами и тренингами...

Литература:
  • 1. Вопрос православному психологу. [Электронный источник] // https://vk.com/topic-16838988_36742377
  • 2. Свт. Тихон Задонский «Об истинном христианстве». Книга I. Часть I. О грехах. Глава 4 О суетном и прелестном украшении. [Электронный источник] // https://azbyka.ru/otechnik/Tihon_Zadonskij/ob_istinnom_hristianstve_kniga1/1_3_4
  • 3. Никифоров О.В. О компьютерных играх. [Электронный источник] // http://dusha-orthodox.ru/biblioteka/nikiforov-o.v.-o-kompyuternyih-igrah.html
  • 4. Ермакова Л.Ф. Как я стала православным психологом. [Электронный источник] // http://dusha-orthodox.ru/biblioteka/ermakova-l.f.-kak-ya-stala-pravoslavnyim-psihologom.html
  • 5. Ермакова Л.Ф. Наша плата за комфортность «личной жизни». [Электронный источник] // http://dusha-orthodox.ru/biblioteka/ermakova-l.f.-nasha-plata-za-komfortnost-lichnoy-zhizni.html
  • 6. Братусь Б.С., Слободчиков В.И., Лоргус А. Христианская психология: за и против. [Электронный источник] // http://dusha-orthodox.ru/biblioteka/bratus-b.s.-slobodchikov-v.i.-lorgus-a.-svyasch.-hristianskaya-psihologiya-za-i-protiv.html
  • 7. Прп. Ефрем Сирин, Творения, труд 81, Вопросы и ответы. [Электронный источник] // https://azbyka.ru/otechnik/Efrem_Sirin/tvorenia/81
  • 8. Свт. Иоанн Златоуст. Книга о девстве. Глава 5. [Электронный источник] // https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Zlatoust/kniga_o_devstve/
  • 9. Евангелие от Матфея, гл. 6, 5. Синодальный перевод. [Электронный источник] https://www.bible-center.ru/ru/bibletext/synnew_ru/mt/6                                             


Купить в Литрес Купить в OZON Купить книгу в Лабиринте

Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2017
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.


 

Продолжение...

ГЛАВА 20

Отделение научных фикций от других, в частности, от эстетических

Привнеся определенного рода порядок в различия между разнообразными фикциями, мы должны теперь показать границы, отделяющие научную фикцию от того, что так же часто обозначается тем же термином.

Fictio значит, в первую очередь, действие или fingere (с итал. – притворяться, здесь – действие, как будто что-то есть, когда на самом деле этого нет – прим. переводчика), иными словами, конструирующее, формирующее, придающее форму, совершающее работу, демонстрирующее, художественно исполняющее: осознаваемое, продуманное, воображаемое, предполагаемое, планируемое, разработанное, изобретенное. Во вторую очередь, оно относится к продукту этих действий, фиктивному предположению, фабрикации, созданию, вымышленному случаю. Его самая выделяющаяся характеристика – это беспрепятственное и свободное выражение. (1)

Мифология, в той степени, в которой она может быть описана как общая мать религии, поэзии, искусства и науки, показывает нам первое выражение воображения и фантазии в свободной конструктивной деятельности, способности к изобретательству. Именно здесь мы впервые находим продукты фантазии, не соответствующие реальности. С другой же стороны, психологическое зарождение фикций одинаково во всех искомых областях. Штейнталь достаточно сильно подчеркнул этот факт. Как правило, мы говорим как о фикциях не только обо всех богах, но, конкретнее говоря, обо всех конструктах, свободно созданных из эмпирических элементов.

Излюбленные примеры – это Пегас, сфинкс, кентавр, грифон. Здесь мы наблюдаем свободную творческую игру психической деятельности, выражающую себя в произвольном комбинировании и изменении элементов в мире фактов. Как бы ни были интересны эти и другие фикции, такие как ангелы, дьяволы, феи, духи и т.д. для логической теории экзистенциальных положений, они представляют мало интереса для нашей настоящей темы. В лучшем случае, они интересуют нас в той же степени, что и такие суждения, как «материя состоит из атомов» или «кривая линия состоит из бесконечно малых элементов», понимаемые лишь как фиктивные суждения, в которых не предполагается никакого существования. Иначе (например, если суждение не берется как означающее, что материя рассматривается, как если бы она состояла из атомов), верная фикция меняется на неверное суждение, то есть, на ошибку. Первостепенное значение фикции = мифологической сущности, таким образом, отличается от научной фикции, и это относится ко всем, в особенности, к религиозным фикциям. С другой стороны, мы видели выше, что определенные теологические фикции могут иметь ценность для научного изучения фикций. И здесь мы тоже видим постепенный переход от поэзии к науке.

Близко относящимися к мифологическим и религиозным фикциям являются фикции эстетические, которые, в свою очередь, просто передают поэтические адаптации первого, но фактически создаются как новое. Эстетические фикции включают в себя не только все подобия, метафоры и сравнения, но также и те мыслительные формы, что обращаются с реальностью еще вольнее. Сюда мы должны включить не только все олицетворения, но ещё и аллегории, и все идеализирующие формы мысли. Эстетическая фикция и ее теоретическое объяснение отчасти тесно сопряжены с научной фикцией; и это довольно естественно, когда мы вспоминаем, что одни и те же элементарные психические процессы послужили образованию обеих. Эстетические фикции служат цели пробуждения в нас определенных поддерживающих или иным образом важных чувств. Как и научные фикции, они не самоцель, но лишь средства в достижении цели высшей.

Эту параллель можно продолжать, и она чрезвычайно поучительна. Точно так же, как введение научных фикций послужило началом горячих споров, как в целом, так и в отношении отдельных концепций, так и в случае с эстетическими фикциями – как хорошо знает всякий, кто знаком с историей эстетической теории – были яростные конфликты. Это старый спор, периодически ведущийся до сих пор, по поводу степени, до которой способности к воображению дозволено отклоняться от природы, насколько она должна быть имитирующей, насколько творящей свободно. Как в науке, так и в поэзии, о которой, в частности, мы здесь говорим, фикциями сильно злоупотребляли, и это часто вело к реакциям, основанным на точно тех же принципах, что и тем, что происходят от неправильного использования фикций научных. Настоящим критерием, по которому следует оценивать, до какой степени такие фикции необходимо рассматривать в той или иной сфере, и который всегда наследовался хорошим вкусом и логической тактичностью, выступает простая практическая ценность таких фикций.

Нападки совершались как на эстетические фикции, так и на научные. Дюринг, к примеру, сражается с распределением концепции пространства (мета-математикой). Интересно найти того же автора, противостоящего поэтическим фикциям (использованию мифов и тропов) и, подобно Платону, отказывающегося признавать поэзию в своем идеальном государстве.

Но Платон и Дюринг (если читатель простит за сопоставление) понимают психическое влияние поэтической фикции целиком неверно, а Дюринг, в частности, и фикции научной. Ее чрезмерное употребление может, разумеется, повлечь громадные травмы и моральный ущерб; поскольку что угодно может оказаться обоюдоострым. Эстетическая фикция также может быть очень вредоносной, но было бы ошибкой отвергать ее всю целиком. Поэт показывает нам вымышленные фигуры, картины и личности, в особенности в драме (против которой протестуют как Платон, так и Дюринг). И все же поэтическая фикция (в случае с драмой она двойная, поскольку актеры представляют вымышленных людей и произносят воображаемые речи) обладает высшей эстетической ценностью.

Как просто фикция может превратить себя в гипотезу, можно рассмотреть под видом факта того, что публика и читатель не способны поддерживать психическое напряжение, как если бы неопределенный срок.

Другой тип фикций представлен теми, что используются при обыденном социальном общении. Большинство из фраз социального общения – это фикции. Фон Гартман в эссе «О неискренности современной жизни» уверенно показал, что самые обыденные фразы, как и те, что используются в политике и т.д., - «ложь», но он забыл упомянуть, что эти фикции не только обоснованы, но необходимы, без которых более чистые виды социального общения были бы невозможны, и которые по этой причине всегда существовали. Мы можем назвать этот тип поэтической фикцией.

Таким образом, здесь мы имеем тот же принцип, а именно, что определенные формы речи и мысли, которые сами по себе чисто формальны и нереальны, делают социальное взаимодействие проще. Фиктивная вежливость может также называться «обыденные фикции». Если я завершаю письмо словами «Ваш верный слуга», это значит не «Я ваш слуга», но «относитесь ко мне, как если бы я был вашим слугой». Таким образом, как если бы незаменимо также и в бытовой практике. Без таких фикций не была бы возможна ни одна изящная форма жизни.

Это подводит нас к «официальным фикциям», как они могут быть названы. Создание официальной фикции может представлять интерес, к примеру, для государства. Фон Гартман весьма несправедливо критикует и такие формы, поскольку они заслуживают суровой критики лишь когда они деградируют. Это проблема для моральной тактичности, такая же, как и эстетический вкус, и логическая тактичность, определяющие применение фикций в своих соответствующих сферах.

Фикция тем самым глубоко входит нашу повседневную жизнь. Здесь также, что изначально было гипотезами, часто становится фикциями. Такие случаи могут обладать громадной практической важностью. Возьмите, к примеру, вопрос клятв. При текущей формуле, все, кто клянется, не веря в Бога, потворствуют допущенной фикции. Фраза «Я клянусь именем Всемогущего Господа» тогда значит «Я клянусь, как если бы Бог слышал меня». Такие фикции не только допустимы, но в определенных обстоятельствах и необходимы, и сопротивление этому нелепо.

Наша теория практических фикций – а она лишь следствие критического отношения к миру – конечно же, несёт в себе множество угроз, как Фон Гартман, к примеру, верно выразил. Но нельзя забывать, что такие фикции необходимы; они – это последствия человеческого несовершенства и, как и различные средства рефлексивного мышления, они никоим образом не являются целиком и полностью благословением (на чем настаивал, к примеру, Николай). Являются ли они лишь последствиями несовершенств, должно остаться открытым вопросом. Но важность нашей теории для практической философии очевидна.

Все благородные аспекты нашей жизни основаны на фикциях. Мы уже узнали, что чистая этика может быть установлена лишь через осознание ее фиктивного основания. Таким образом, становится заметно, как тесно правда и иллюзия приближаются друг к другу. Далее у нас будет случай показать, как «правда» на самом деле принадлежит к числу самых целесообразных ошибок. Это ошибка – считать, что абсолютная истина, абсолютный критерий знания и поведения могут быть обнаружены. Высшие проявления жизни основаны на благородных заблуждениях. Тем самым, наша теория очевидно ведёт к практическому взгляду на мир, очень отличающемуся от обычного.

Предыдущие части книги можно найти по ссылке: https://ykgr.ru/biblio/filosof/hans-vaihinger

Подписаться на книгу

Я хочу получить экземпляр книги, когда перевод будет закончен.
Бумажная версия
Электронная версия

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.


На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ykgr.ru

Для кого предназначена эта книга? «Если вы не можете принять решение, значит, вы принимаете решение бездействовать» [1] – пожалуй, именно этот авторский постулат больше всего мотивирует на выработку стратегий принятия решений. Книга окажется полезной для тех, кого постоянно сбивают с толку беспорядочные мысли, кому трудно принимать решение не только в экстремальных, но и в самых обычных ситуациях. Автор дает поэтапное руководство к действию в случае возникновения таких сложностей. Ведь, выбирая что-то, мы автоматически отказываемся от других возможностей, и есть психотипы людей, для которых это настоящая проблема.

Что нужно для эффективного принятия решения?

Как считает Дж. Херринг, три базовые составляющие:

  • Точное понимание предмета решения (что нужно решить?).
  • Подробнейший сбор информации относительно этой темы.
  • Определение персональных приоритетов (какой результат ожидается после вынесения решения?).

И в каждом из приведенных пунктов автор видит множество «подводных камней», способных притормозить принятие решения. Так, в случае точного понимания предмета решения важно не «распыляться», а четко ставить задачи. Чем более мелкое решение, тем легче и быстрее оно может быть принято.

Что касается сбора информации, то вспомните: когда, например, вы собираетесь ехать в незнакомую страну, ищете ли вы информацию о ней в интернете или полагаетесь на авось? Доверяете ли вы своим ощущениям и чувствам или фактам? Насколько сильно влияют на вас мнения чужих людей, умеете ли вы принимать непопулярное среди ваших близких решение? И наконец, нет ли опасности в избыточности информации: порой ее так много, что наступает некий ступор, и решение вновь отдаляется.

В этой книге любопытно совмещаются принципы типичных практических руководств по психологии («Что делать, если…») и особенности персональной психологии, невротических проявлений.

Правильная постановка целей

«Определив свою цель, никогда не упускайте ее из виду» [1]. Звучит очень просто, однако этому аспекту отведена в книге целая глава. Почему это оказывается таким важным? Во-первых, важно изначально определиться с постановкой цели: насколько она – ваша? Нет ли там следов чужих ожиданий, пусть небольшого, но насилия над собой, компромисса в угоду вторичным вещам вроде социального престижа, заработка и т. п.? Понять, ваша ли эта цель, поможет ранжирование своих приоритетов при вынесении решения. Автор приводит несколько примеров, касающихся выбора места работы, однако под эту модель может подойти какая угодно ситуация: выбор учебного заведения для ребенка, выбор партнера, работы и менее значимые – выбор блюда из ресторанного меню, способа добираться до работы и т. п. Дж. Херринг предлагает ряд методик, позволяющих наглядно, практически представить все «за» и «против» того или иного решения: это может быть традиционная таблица с «плюсами» и «минусами», построение ризомы, напоминающей древесный корень, исходя из сменяющих друг друга вопросов: «Что будет, если я...», построение расширенной таблицы и подсчет «бонусов». Практические методики важны, однако сам Херринг замечает, что даже их применение еще не гарантирует успеха в принятии решений.

Почему люди боятся принимать решения?

Автор выделяет несколько общих причин нерешительности.

  • Размытость будущего, невозможность его предсказать. Психологи утверждают, что страх неизвестности – один из основных у человека. Что делать в таком случае? Просто признать, что никому не дано предугадывать события, – и погрузиться в процесс жизни. Важное место Херринг уделяет интуиции, как бы «магически» это ни звучало. Никакой эзотерики! Просто есть необъяснимые с точки зрения разума предпочтения, есть эмоциональный фон, сопровождающий то или иное действие человека, а потому не стоит ничего изобретать и полагаться только на силу разума. Иногда эмоциональное перевешивает рациональное, и это нормально.
  • Популярное в наше время отсутствие понимания, чего же именно хочет сам человек. Так часто ведут себя дети властных и активных, предприимчивых родителей, инфантильные люди, за которых часто все решали другие. Выход из данного затруднения автор предлагает такой: составить список того, что ценит человек в данной ситуации, а потом ранжировать его по степени значимости.
  • Представление о том, что всегда есть «нормальное» и «правильное» решение. Интересно то, что Херринг дифференцирует «лучшее» и «правильное», говоря об условности норм в отношении самых разных людей. Не всегда «правильное» ведет к счастью.
  • Власть прошлого. Люди склонны приукрашивать воспоминания, а потому «застревание» в прошлом может сыграть плохую службу.

И это еще не все. Даже если человек выполняет все рекомендации Херринга, он вовсе не застрахован от некоторых ловушек.

Какие ловушки мешают следовать рекомендациям автора?

По писаному выходит все легко, но такой обобщенный подход без учета индивидуальных особенностей представляется несколько упрощенным. Даже с учетом советов автора человек не обязательно примет решение. В чем же дело?

  • В патологической невозможности принятия решения. Тогда следует принять решение о том, что человек примет решение в определенный срок. Это касается умения договариваться с самим собой и – честности по отношению к себе.
  • Увлечение частностями. «Сосредоточьтесь на главной цели. Если вы решаете расширить кухню, чтобы в ней было место для кухонной плиты, не позвольте себе потратить все деньги на гранитную столешницу» [1].
  • Излишние трудности. Иногда пытливый человеческий ум так сильно увлекается демагогией и расчетами, что может породить даже формулу того, стоит ли спросить у кого-то, какой сегодня день. Никому не нужное умствование уводит в сторону от цели и выступает удобной ширмой для того, чтобы за человека все решали обстоятельства, временные факторы, другие – только не он сам. Думается, здесь опять затрагивается столь популярная у практиков тема ответственности за свою жизнь, которую подавляющее большинство представителей рода человеческого еще не научилось нести.
  • Слишком сильные страхи. Люди делятся на две основные группы: предпочитающие риск и осторожничающие. А третью составляют те, кто посередине. На мотивы принятия решения может влиять предпочтение человека одного либо второго полюса.
  • Иллюзии. Субъективный фактор играет важную роль. Иногда подсознательно в пользу наиболее субъективно желаемого решения мы приводим больше аргументов, не исключая и иррациональных. Это может завести в тупик.
  • Незнание самого себя. Сам человек – главное действующее лицо в своей жизни, и потому самопознание и саморазвитие представляются самым главным. Важно сделать партнера из самого себя, а для этого надо иметь смелость заглянуть в самые глубины своей психики и не предвзято оценивать свои сильные и слабые стороны, без осуждения и смущения. Это касается, в том числе, и чрезмерно низкой самооценки.
  • Опасность аргументов типа «скользкого склона». Этой метафорой автор называет опасность развития аналогичных событий по нарастающей: например, одолжили вы соседу сумму, а он зачастил к вам с этой просьбой. Это не что иное, как страх: «Я ему сделаю поблажку, а он на шею сядет». Единственная рекомендация – трезво оценивать, когда эффект «скользкого склона» будет реально иметь место, а когда это не более чем опасение.
  • Опасность чрезмерного увлечения зрительными образами, которые воспринимаются всегда острее, чем абстракции. Специалисты по рекламе знают, что одна картинка, воздействующая на эмоции, окажется результативнее, чем серия мощных аргументов.

Книга Херринга выстроена по круговому принципу: автор постоянно держит в уме, что даже его рекомендации не всегда могут привести к вынесению решения, поэтому он делает повторы, оговорки, отсылает вновь к прочтению того или иного места книги. Он говорит, в том числе, о том, что скрупулезно выношенное решение может и не обрадовать своим результатом. И тогда человек должен вернуться к некоторым этапам своей работы над решением. Несомненно, книга Херринга имеет большую практическую ценность, но думается, что основным моментом будет самопознание человека и выявление субъективных причин невозможности принятия решения. Без проработки этого аспекта применение практического руководства не всегда даст желаемый результат.

Литература


Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир» об экспериментах Либета, свободе воли и выводах Криса Фрита.

[…] Воля? Сознание? Программа? Кто же всем управляет?

Большая часть работы ученых вызывает мало интереса за пре­делами узкого круга других ученых, работающих в той же обла­сти. Это одинаково относится и к физикам, и к психологам. Ут­верждают, что подавляющее большинство научных статей чита­ют меньше десяти читателей. Многие статьи вообще никто не читает. Но время от времени ученые открывают что-нибудь на­столько поразительное, что это открытие широко обсуждается за пределами их научной области. Одно такое открытие было опубликовано в 1983 году Бенджамином Либетом и его колле­гами. Их эксперимент был восхитительно прост. Все, что требо­валось от испытуемых, это поднимать один палец всегда, когда у них "возникает желание это сделать". Тем временем с помо­щью установки для ЭЭГ у испытуемых измерялась электричес­кая активность мозга. К тому времени было уже хорошо изве­стно, что непосредственно перед тем, как человек спонтанно совершает какое-либо движение, например поднимает палец, активность его мозга характерным образом изменяется. Это изменение совсем невелико, но его можно отследить, сумми­руя результаты неоднократных измерений. Но оказалось, что подобное изменение можно отследить за некоторое время до того, как человек действительно поднимает палец. Новым в экспериментах Либета было то, что он просил испытуемых со­общать ему, когда у них "возникало такое желание"(1). Желание поднять палец возникает примерно за 200 миллисекунд до то­го как человек поднимает палец. Но главное открытие, кото­рое вызвало так много шума, состояло в том, что изменение мозговой активности происходило примерно за 500 миллисе­кунд до того, как человек поднимал палец. Таким образом, розговая активность указывала на то, что испытуемый собира­ется поднять палец за 300 миллисекунд до того, как испытуе­мый сообщал, что собирается поднять палец.

Из этого открытия следует вывод, что, измеряя активность вашего мозга, я могу узнать, что у вас возникнет желание под­нять палец раньше, чем об этом узнаете вы сами. Этот резуль­тат вызвал такой интерес за пределами сообщества психологов потому, что он, казалось бы, показывал, что даже наши про­стейшие сознательные действия на самом деле предопределе­ны. Мы думаем, что делаем выбор, в то время как на деле наш мозг этот выбор уже сделал. Следовательно, ощущение, что в этот момент мы делаем выбор, не более чем иллюзия. А если ощущение, что мы способны делать выбор, есть иллюзия, то та­кая же иллюзия — наше ощущение, что мы обладаем свободой воли.

namerenie

Но действительно ли этот результат говорит о том, что у нас нет свободы воли? Одна из проблем состоит в том, что выбор, который здесь делается, касается крайне тривиальных дейст­вий. Неважно, что выберет испытуемый. В первоначальном эксперименте Либета нужно было просто решить поднять один палец. В некоторых других экспериментах испытуемым предо­ставляли больше свободы и просили выбрать, поднять им палец на правой руке или на левой. Но эти действия были наме­ренно выбраны за то, что они тривиальны. Для совершения та­ких действий мы можем смотреть на процесс выбора без учас­тия социального давления или моральных ценностей. Триви­альность действия не изменяет того факта, что участник экспе­римента должен сам для себя решить, когда именно ему под­нять палец. Так что открытие Либета остается в силе. В тот мо­мент, когда мы думаем, что делаем выбор в пользу совершения действия, наш мозг уже сделал этот выбор. Но это не означает, что этот выбор не был сделан свободно. Это просто означает, что мы не осознаём, что делаем выбор в этот, более ранний мо­мент времени. Как мы убедимся, прочитав шестую главу, наше восприятие времени совершения тех или иных действий не имеет жесткой привязки к тому, что происходит в материаль­ном мире. Такой неосознанный выбор очень похож на неосознанные умозаключения Гельмгольца.

Мы Не воспринимаем объект, на­ходящийся у нас перед глазами, до тех пор, пока мозг не сдела­ет неосознанного умозаключения о том, что этот объект может собой представлять.

Мы не осознаём, что собираемся совер­шить то или иное действие, пока мозг не произведет неосо­знанный выбор, какое действие нам совершить. Но это дейст­вие определяется выбором, который мы сделали ранее, сво­бодно и преднамеренно. Мы согласились участвовать в этом эксперименте. Может быть, мы и не знаем точно, какое кон­кретно действие мы совершим в тот или иной момент. Но мы уже выбрали тот небольшой набор действий, из числа которых это конкретное действие будет выбрано.

НАШ МОЗГ СПРАВЛЯЕТСЯ И БЕЗ НАС

В эксперименте Либета мы как будто отстаем от того, что дела­ет наш собственный мозг. Но в итоге мы все же нагоняем его. В других экспериментах наш мозг управляет нашими действи­ями так, что мы об этом даже не знаем. Так происходит, напри­мер, при выполнении "двухшагового" задания, разработанно­го в Лионе. Задача испытуемого состоит в том, чтобы следить за появлением вертикальной палочки. Как только она появится,  Нужно протянуть руку и схватить ее. Протянуть руку и схватить человек может без особого труда и очень быстро. Но фокус здесь в том, что в некоторых случаях, как только испытуемый начинает протягивать руку, палочка передвигается в новое положение. Испытуемый может без труда скорректировать дви­жение своей руки и точно схватить палочку в ее новом положе­нии. Во многих из этих случаев он даже не замечает, что палоч­ка переместилась. Но его мозг замечает это смещение. Рука начинает двигаться в направлении первоначального положе­ния палочки, а затем, примерно через 150 миллисекунд после того, как ее положение меняется, меняется и движение руки, позволяя схватить палочку там, где она находится теперь. Та­ким образом, наш мозг замечает, что цель передвинулась, и корректирует движение руки, чтобы достать до цели в ее новом положении. И все это может произойти так, что мы этого даже не заметим. Мы не заметим ни изменения положения палочки, ни изменения движений собственной руки. Если спросить ис­пытуемого, двигалась ли палочка после того, как появилась у него перед глазами, он ответит, что не двигалась (2).

В данном случае наш мозг может совершать адекватные действия, несмотря на то что мы сами не видим нужды в этих действиях. В других случаях наш мозг может совершать адек­ватные действия, несмотря на то что эти действия отличаются от тех, которые мы считаем нужным совершить.

Представьте себе, что вы сидите в темноте. Я мельком пока­зываю вам черное пятно в пределах рамки. Сразу после этого я снова мельком показываю вам черное пятно в пределах рам­ки. На этот раз пятно не меняет своего положения, но рамка оказывается смещенной вправо. Если я попрошу вас описать увиденное, вы скажете: "Пятно сдвинулось влево". Это типич­ная зрительная иллюзия, связанная с тем, что зрительные об­ласти мозга ошибочно решили, что рамка осталась на месте, а, значит, пятно должно было сместиться (3) . Но если я попрошу вас дотронуться до места, где вначале находилось пятно, то вы дотронетесь до правильного места на экране — никакие пере­мещения рамки не помешают вам правильно указать это мес­то. Ваша рука "знает", что пятно не сместилось, хотя вы и дума­ете, что оно сместилось.

Эти наблюдения демонстрируют, что наше тело может пре­восходно взаимодействовать с окружающим миром даже тог­да, когда мы сами не знаем, что оно делает, и даже тогда, когда наши представления об окружающем мире не соответствуют действительности. Может быть, наш мозг и связан с нашим те­лом напрямую, но поставляемые нам мозгом сведения о состо­янии нашего тела, похоже, носят такой же косвенный характер, как и поставляемые нам сведения об окружающем мире. Мозг может не сообщить нам, что наше тело движется не так, как мы хотели. Мозг может обмануть нас, заставив думать, что тело на­ходится не там, где оно находится на самом деле. И все эти при­меры относятся к взаимодействию здорового мозга со здоро­вым телом. Когда с человеком не все в порядке, его мозг спо­собен вытворять и не такое.

[...]

В третьей главе мы познакомились с экспериментом Бенджа­мина Либета, в котором испытуемые должны были поднимать палец всякий раз, когда у них возникает желание это сделать. В этом случае испытуемые решали, когда поднять палец, а не какой палец поднять, и выбор времени совершения этого дей­ствия оставался свободным. Но здесь мы вновь сталкиваемся с парадоксом указания вести себя свободно. Эта свобода от­части иллюзорна. Экспериментатор не говорит этого, но допу­стимые действия испытуемых ограничены определенными рамками. Каждый из испытуемых интуитивно знал, что доктор Либет не будет доволен, если, скажем, за полчаса испытуемый ни разу не поднимет палец, "потому что желание так и не воз­никло" (4). Так что же следует из указания "поднимать палец все­гда, когда возникает желание это сделать"? Чтобы выполнить то, что от них на самом деле хотел доктор Либет, испытуемые должны были сильно ограничить свою свободу выбора. Они должны были сами дать себе указание действовать примерно так: "Я буду поднимать палец каждый раз через разные про­межутки времени (хотя и не слишком разные), чтобы экспери­ментатор не мог легко предсказать, когда я в следующий раз это сделаю" (5). На самом деле испытуемые не выбирали своих действий свободно. Они играли с экспериментатором в слож­ную игру.

Так откуда же поступает управляющий сигнал, который и определяет выбор испытуемых в этих экспериментах с воле­выми действиями? Поступает ли он из лобных долей коры, где сосредоточена наша воля? Или он скрыто поступает от экспе­риментатора через ограничения, накладываемые на испытуе­мого?

Все это зависит от нашей точки зрения. Если мы рассмот­рим человека и его мозг отдельно от окружающего мира, то главным источником управления будут лобные доли коры. Но человека и мозг редко можно встретить отдельно от окружаю­щего мира. Такое состояние для них вредно. Наш мозг тонко настроен на взаимодействия с другими людьми. Такие понятия, как воля, ответственность и даже смысл, зависят от этих взаи­модействий. Каждый из нас предсказывает, что скажет другой, и корректирует свои предсказания до тех пор, пока оба не при­дут к согласию. В результате тот смысл, на котором оба сойдут­ся в итоге, будет зависеть от обоих, а значит, может немного от­личаться в зависимости от того, с кем мы разговариваем. Смысл рождается из взаимодействия сознаний.

Если мы хотим понять нервную основу этих взаимодейст­вий, нам нельзя исследовать один отдельно взятый мозг. Нуж­но исследовать два мозга в процессе их взаимодействия. Рабо­та в этом направлении еще только начинается. Пока что мы да­же не знаем, как сопоставлять показатели измерений, получен­ные для мозга двух разных людей.

1. Педантичные психологи высказали немало претензий к этому способу засекать Момент времени, когда возникает "такое желание". Однако Патрик Хаггард недав- повторил эксперимент Либета, пользуясь разными другими способами засе­чь этот момент, и подтвердил результаты, полученные Либетом. — Примеч. сет.

2. Этот эффект проявляется еще отчетливее, если вы следите за целью только глаза­ми, а не рукой. — Примеч. сет.

3. Иллюзия, впервые описанная Рулофсом в 1935 году. — Примеч. авт.

4. Утверждают, что Карлхайнц Штокхаузен написал одно произведение для оркестра, в котором всем музыкантам предписывалось "делать все что угодно" на протяже­нии двух тактов. Во время первой репетиции композитор прервал исполнение в этом месте и сказал: "Это совсем не то, что я имел в виду!" - "Примеч. авт.

5. В одном из серии своих экспериментов с волевыми действиями моя коллега Марджан Джаханшахи давала подобные указания открыто: "Поднимайте палец каж­дые 2-7 секунд" - и наблюдала усиление активности в тех же самых областях моз­га, что и в экспериментах, участники которых должны были выбирать время своих действий "самостоятельно". - Примеч. авт.

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир»


Купить в Литрес Купить в OZON Купить книгу в Лабиринте

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир» об иллюзии полноты восприятия и скорости восприятия.

[…] Представим себе, что я завязал вам глаза и привел в незна­комую комнату. Затем я снимаю с ваших глаз повязку, и вы осматриваетесь по сторонам. Даже в том необычном слу­чае, если в одном углу комнаты будет слон, а в другом — швейная машинка, вы сразу получите представление о том, что находится в этой комнате. Вам не придется ни задумы­ваться, ни прикладывать усилий, чтобы получить это пред­ставление.

В первой половине XIX века человеческая способность легко и быстро воспринимать окружающий мир находилась в полном согласии с представлениями того времени о рабо­те мозга. Уже было известно, что нервная система состоит из нервных волокон, по которым передаются электрические сигналы. Было известно, что электрическая энергия может переноситься очень быстро (со скоростью света), а значит, наше восприятие окружающего мира с помощью нервных волокон, идущих от наших глаз, вполне могло быть почти мгновенным. Профессор, у которого учился Герман Гельмгольц, говорил ему, что измерить скорость распростра­нения сигналов по нервам невозможно. Считалось, что эта скорость слишком велика. Но Гельмгольц, как и подобает хорошему студенту, пренебрег этим советом. В 1852 году ему удалось измерить скорость распространения нервных сигналов и показать, что эта скорость сравнительно невели­ка.

По отросткам чувствительных нейронов нервный им­пульс распространяется на 1 метр примерно за 20 миллисе­кунд. Гельмгольц также измерил "время восприятия": он просил испытуемых нажимать на кнопку, как только они по­чувствуют прикосновение к той или иной части тела. Оказа­лось, что это требует еще больше времени, более 100 мил­лисекунд. Эти наблюдения показали, что мы воспринимаем объекты окружающего мира не мгновенно. Гельмгольц по­нял, что прежде, чем какой-либо объект окружающего мира отобразится в сознании, в мозгу должен пройти целый ряд процессов. Он выдвинул идею о том, что наше восприятие окружающего мира не непосредственно, а зависит от "неосознанных умозаключений"(2). Иными словами, прежде чем мы воспримем какой-либо объект, мозг должен заключить, что это может быть за объект, на основании информации, поступающей от органов чувств.

Нам не только кажется, что мы воспринимаем мир мгновенно и без усилий, нам также кажется, что мы видим все поле зрения отчетливо и в подробностях. Это тоже иллюзия. Мы видим в по­дробностях и в цвете только центральную часть поля зрения, свет от которой попадает в центр сетчатки. Это связано с тем, что толь­ко в центре сетчатки (в области центральной ямки) имеются плот­но упакованные светочувствительные нейроны (колбочки). Под углом около 10° от центра светочувствительные нейроны (палоч­ки) расположены уже не так тесно и различают только цвет и тень. По краям поля зрения мы видим мир размытым и бесцветным.

В норме мы не осознаём этой размытости нашего поля зре­ния. Наши глаза пребывают в постоянном движении, так что лю­бая часть поля зрения может оказаться в центре, где она будет видна в подробностях. Но даже когда мы думаем, что осмотрели все, что есть в поле зрения, мы по-прежнему находимся в плену иллюзии. В 1997 году Рон Ренсинк и его коллеги описали "слепо­ту к изменениям" (change blindness), и с тех пор это явление ста­ло у всех, кто занимается когнитивной психологией, излюблен­ным предметом для демонстраций на днях открытых дверей.

Проблема психологов состоит в том, что каждый человек что-то знает о предмете нашей науки из личного опыта. Мне бы и в голову не пришло объяснять кому-то, кто занимается молекулярной генетикой или ядерной физикой, как им интерпретировать их данные, но они преспокойно объясняют мне, как мне интерпретировать мои. Слепота к изменению так нравится нам, психологам, потому что с ее помощью мы можем продемонстрировать людям, что их личный опыт обманчив. Мы знаем об их сознании что-то такое, чего сами они не знают.

1. Гальвани открыл электрическую природу взаимодействия нервов и мышц в 1791 году. В 1826 году Иоганн Петер Мюллер выдвинул теорию "особой нервной энергии". Согласно этой теории различные нервы (зрительные, слуховые и т.д.) "'Редают своего рода "код", по которому мозг определяет происхождение посту­пающих по ним сигналов. — Примеч. авт.

2. Концепция неосознанных умозаключений была непопулярна. В ней видели угро­зу основам нравственности, ведь если умозаключения происходят неосознанно, то никого нельзя винить в их результатах. Впоследствии Гельмгольц перестал ис­пользовать термин "неосознанные умозаключения", "чтобы избежать путаницы с идеей, которая казалась мне совершенно невразумительной и необоснованной и которую тем же термином обозначали Шопенгауэр и его последователи" (напри­мер, Фрейд). Герман Гельмгольц (1821—1894) был одним из величайших ученых XIX века. Он внес существенный вклад в развитие физики, физиологии и медици­ны. В 1882 годе за его заслуги ему было пожаловано дворянское звание, и он стал называться фон Гельмгольц. — Примеч. авт.

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир»


Купить в Литрес Купить в OZON Купить книгу в Лабиринте

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир» о составляемой мозгом карте мира

[…] Пользуясь ассоциативным обучением, мозг составляет карту окружающего мира. По сути дела, это карта ценностей. На этой карте отмечены объекты, обладающие высокой ценнос­тью, сулящие награду, и объекты, обладающие низкой цен­ностью, сулящие наказание. Кроме того, на ней отмечены действия, обладающие высокой ценностью, которые сулят успех, и действия, обладающие низкой ценностью, сулящие неуспех.

Стоя на пороге университетской столовой, я инстинктивно направляюсь туда, где смогу найти лучшую еду и напитки. Я на­правляюсь к столикам, за которыми обычно сидят мои друзья, и подальше от столиков, за которые часто садятся специалисты по молекулярной генетике и профессора английского языка. Я ав­томатически толкаю дверь, которая открывается вовнутрь, и прохожу, не задумываясь, туда, где подают горячее(1). В какой-то момент администрация столовой может решить переставить столики и поменять дверь. Некоторое время я по-прежнему буду пытаться толкать дверь, которая теперь открывается наружу, но рано или поздно карта в моем мозгу будет автоматически подправлена.

Взяв свой обед, я сажусь за столик, и вскоре оказывается, как ни странно, что я сижу рядом с профессором английского языка и пытаюсь убедить ее, что все эти новые данные о том, как мозг познаёт окружающий мир, интересны и важны. Я го­ворю ей, что для нашего Мозга Окружающая действительность выглядит не какой-то звенящей разноцветной путаницей, а картой, на которой обозначены открытые перед нами возмож­ности. И что эта карта открытых возможностей обеспечивает глубокую связь с непосредственно окружающим нас ми­ром. Стоит мне только увидеть вон ту кружку, как мой мозг уже начинает играть мышцами и сгибать мои пальцы на случай, ес­ли я захочу взять ее в руку.

Я объясняю ей, что именно так наше сознание и встраи­вается в материальный мир. Именно так наш мозг и изучает окружающий мир без помощи учителя. Я особенно стараюсь убедить ее, что эти идеи — не пустые слова и жесты. Эти идеи подтверждаются строгими математическими уравнени­ями.

«Неужели вы утверждаете, — отвечает она, — что где-то в моем мозгу есть карты всех мест, где я когда-либо была, и инст­рукции, как взять в руки все предметы, которые я когда-либо видела?»

Я объясняю ей, что в этом-то, наверное, и состоит самая за­мечательная особенность этих алгоритмов обучения. У нас есть только одна карта, а не последовательность карт, уходящая в далекое прошлое. У этой карты нет памяти. Она напоминает ка­лейдоскоп, через который мы смотрим на мир. Пока наши предсказания выполняются, узор остается неизменным. Оши­бочное предсказание встряхивает этот узор, чтобы на его мес­те возник новый. Это позволяет нам постоянно подстраивать свое поведение под изменчивый мир.

«Может быть, вы и живете одним настоящим, — отвечает она, — но я смотрю на мир совсем иначе. Мое сознание на­полняют сожаления о прошлом и надежды на будущее, а не сиюминутные ощущения настоящего. А кроме того, — добав­ляет она, — может быть, ваше сознание и встроено в матери­альный мир, но мое встроено в мир культуры, создаваемый Мыслями и чувствами других людей. Если я и воспринимаю Материальный мир, то именно потому, что это вовсе и не я.»

  1. Это чисто воображаемый пример. В мире современной науки, исполненном духа конкуренции, за обедом я не обсуждаю с коллегами интересных новых идей, а си­жу один в своем кабинете с чашкой низкокалорийного бульона и пишу очередную заявку на грант. — Примеч. авт.

karta

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир»


Купить в Литрес Купить в OZON Купить книгу в Лабиринте

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир» о затратности нервной деятельности и дефиците осознанности.

[…] Может показаться, что склонность к галлюцинациям — слиш­ком дорогая цена за способность нашего мозга строить моде­ли окружающего мира. Неужели нельзя было настроить систе­му так, чтобы сигналы, поступающие от органов чувств, всегда играли главную роль в наших ощущениях? Тогда галлюцинации были бы невозможны. Но на самом деле это плохая идея, по ряду причин. Сигналы, идущие от органов чувств, просто недо­статочно надежны. Но еще важнее, что их главенство сделало бы нас рабами своих чувств. Наше внимание, как бабочка, порхающая с цветка на цветок, постоянно отвлекалось бы на что-то новое. Иногда люди становятся такими рабами своих чувств из-за повреждений мозга. Есть люди, которые поневоле отвлекаются на все, на что падает их взгляд. Человек надевает очки. Но тут он видит другие очки, и надевает и их тоже (1) . Если он видит бокал с вином, он должен его выпить. Если он видит карандаш, должен им что-то написать. Такие люди не способны реализовать какой-либо план или следовать каким-либо указа­ниям. Выясняется, что у них обычно сильно повреждены лоб­ные доли коры. Их странное поведение впервые описал Фран­суа Лермитт.

Пациент <...> пришел ко мне домой. <...> Мы вернулись в спаль­ню. Покрывало с кровати было снято, и верхняя простыня ото­гнута, как обычно. Когда пациент увидел это, он немедленно начал раздеваться [в том числе снял парик]. Он забрался в кровать, укрылся простыней до подбородка и приготовился отойти ко сну.

Пользуясь контролируемыми фантазиями, наш мозг спасается от тирании окружающего. В вавилонском столпотворении уни­верситетской вечеринки я могу уловить спорящий со мной го­лос профессора английского языка и слушать, что она говорит. Я могу найти ее лицо среди моря других лиц. Томографические исследования мозга показывают, что, когда мы решаем обра­тить внимание на чье-то лицо, у нас в мозгу увеличивается нервная активность в области, связанной с восприятием лиц, причем еще до того, как лицо окажется у нас в поле зрения. Ак­тивность этой области увеличивается даже тогда, когда мы все­го лишь представляем себе чье-нибудь лицо (см. рис. п.8). Вот как сильна способность нашего мозга создавать контролируе­мые фантазии. Мы можем предвосхитить появление лица в по­ле зрения. Мы можем даже представить себе лицо, когда на са­мом деле никакого лица перед нами нет. […]

  1. Этот эффект априорных знаний проявляется на намного более высоком уровне, чем действие априорных знаний на восприятие объектов. Байесовский же меха­низм действует на всех уровнях работы мозга. — Примеч. авт.

zatrat osoznanir

Отрывок из книги: Крис Фрит «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир»


Купить в Литрес Купить в OZON Купить книгу в Лабиринте

Страница 29 из 60
января 18, 2018
Альберт Эллис

Краткая биография доктора Альберта Эллиса

Нижеследующий текст является выдержкой из готовящейся к выходу в свет последней работы доктора Эллиса в сотрудничестве с Майком и Лидией Абрамсами, докторами наук. Альберт Эллис родился в еврейской семье 17 сентября 1913 года в Питтсбурге. Он был старшим из…
декабря 15, 2019
Marshmellow

Зефирный эксперимент Уолтера Мишела или Стэнфордский зефирный эксперимент

Вся наша жизнь — это постоянный выбор. Выбрать легкий путь, чтобы было хорошо прямо сейчас, или подумать о будущем? Одни люди выбирают путь ограничений, дисциплины, стремясь к достижению своей цели, а другие предпочитают жить сегодняшним днем. Стэнфордский…
февраля 22, 2020
Воля и самоконтроль

Ирина Якутенко «Воля и самоконтроль»

Ежедневно мы сталкиваемся с необходимостью прилагать усилие воли, чтобы избежать мелких соблазнов и не поддаться сиюминутным порывам. Человек, у которого это получается лучше, чем у других, как правило, вызывает всеобщее одобрение. Высокий уровень…
вверх