«Я помню это так, как будто это случилось завтра», - любил повторять один из персонажей Терри Пратчета – Смерть, посвятивший себя поиску ответа на важнейший вопрос всей жизни: «Как забыть то, что не хочешь помнить?». А вот главный герой фильма «Помни» Леонард, напротив, сохранил воспоминания до определённого отрезка жизни, когда получил травму головы, а после каждый прожитый день исчезал из памяти без следа. Каждый раз он наносил на тело татуировки, чтобы сохранять напоминания о вчерашней жизни. Парадоксы нашей памяти: мы помним то, что так рьяно стараемся забыть, и забываем то, что бережно пытаемся сохранить в воспоминаниях. Почему так происходит? Как устроен механизм памяти? Можно ли запустить его вспять? Или восстановить утраченные фрагменты памяти? Ответы на эти и многие другие вопросы вы сможете найти, проанализировав книгу А. Лурии «Нейропсихология памяти». Исследование клинических синдромов нарушения памяти, вызванных патологическими процессами в различных участках головного мозга, всколыхнуло весь научный мир. Это был серьёзный прорыв в медицине, давший толчок к разработке новых методов коррекции расстройства памяти и сознания. Механизм, сохраняющий одни впечатления, но позволяющий другим угаснуть, стал более понятным для нас.

«Наука не является и никогда не будет являться законченной книгой»

Книга «Нейропсихология памяти» является своего рода продолжением научного труда «Нейропсихология памяти: нарушения при локальных поражениях мозга». После выхода в свет первой публикации на эту тему Лурия на долгих семь лет посвятил себя новым исследованиям. Опираясь на результаты уже имеющихся анализов и наблюдений, он всё больше углублялся в изучение процесса запоминания.

Будучи нейрофизиологом, Лурия занимался изучением деятельности мозговых структур, их взаимосвязей на химическом и физиологическом уровне, возможности создания нейронных сетей. Он старательно обращает внимание своих читателей на тот факт, что «в основе процесса запоминания и последующего воспроизведения лежит совместная работа многих отделов головного мозга», «… он осуществляется различными физиологическими механизмами», и «… каждая система мозга вносит свой специальный вклад в мнестическую деятельность».

Придя к пониманию того, что базовые клинические исследования включают ограниченное количество случаев, да и то с ярко выраженной симптоматикой, а это значительно затрудняет анализ, классификацию и систематизацию полученных данных, Лурия приступил к детальному описанию каждого конкретного случая, проверяя и перепроверяя достоверность результатов. Его книга в качестве учебного пособия не утратила актуальность и в наши дни, потому что учёный опирался исключительно на железобетонные факты, а не расписывал философский трактат по модной гипотезе.

Оценив труды предшественников и коллег, изучив тысячи разнообразных клинических случаев, автор подводит нас к логическому выводу: «Есть все основания думать, что при различных по локализации поражениях мозга память страдает по-разному».

Дневник памяти

Среди врачей, психологов и просто любителей почитать умные книжки существует мнение, что неподготовленному человеку будет трудно прочесть «Нейропсихологию памяти». Позволю себе не согласиться с большинством. Несмотря на обилие специализированных научных терминов, автор умело разъясняет результаты своих исследований, и материал воспринимается легко.

Лурия тщательно описывает каждый отдельный случай, каждый симптом, каждую методику, применимую к тому или иному пациенту или просто участнику его эксперимента. Он изучает процесс запоминания у здоровых людей, у пациентов с травмами и опухолями головного мозга, сравнивает результаты. Протоколы исследований нашли отражение на страницах его книги. Автор с первых строк начинает свой рассказ, рассуждает, задаёт вопросы, ищет ответы, анализирует, составляет выводы. Про себя я назвала данный труд – дневник памяти.

Книга больше напоминает журнал исследований. Это своего рода дневник, опубликованный для потомков. Несмотря на то, что современной нейропсихологии доступен более широкий инструментарий для исследований, а знания специалистов в этой области значительно расширились, работа Лурии не обесценилась. На эксперименты и выводы учёного ссылается каждый учебник по нейрофизиологии и нейропсихологии.

Теория без практики мертва: о важности исследований

Как сказал выдающийся русский математик и инженер кораблестроения А. Н. Крылов: «Теория без практики мертва или бесплодна, практика без теории невозможна или пагубна». Данная взаимосвязь как нельзя лучше описывает нейропсихологические аспекты изучения памяти, отражённые в работе Лурии.

И тут уж извечный вопрос, что появилось раньше – курица или яйцо? Изначально профессор задался вопросом «а что если?...», вывел теорию функционирования памяти и начал сбор подтверждающих его гипотезу материалов? Или напротив, наблюдая за больными с нарушениями работы мозга и, как следствие, с неисправной функцией памяти, стал разрабатывать теорию взаимосвязи между нарушениями мозговых структур и видами амнезии? Думаю, ответ не столь важен. Для разработки теории нужны знания. Лурия ими обладал. Чтобы сделать первый шаг в практических исследованиях, необходимо опереться на теоретическую базу. Ею стали публикации Сковилла, Милнера, Талланда. Они упоминаются на страницах его книги в рассуждениях, которые подвели автора к данной теме исследования.

Лурия знакомит нас с основными формами нарушения памяти при таких патологиях:

• опухоль третьего желудочка;
• обширные опухоли глубинных отделов мозга;
• разрыв аневризмы (острый период и постинсультное состояние);
• поражение диэнцефально-лобных систем мозга;
• массивные поражения лобных долей.

Если внимательно ознакомиться с его аналитическим подходом, то можно легко понять, какой вклад в процесс запоминания вносит каждая отдельная система мозга, определить, каким образом формируется то или иное нарушение, сбой в процессе запоминания при повреждении соответствующей области центральной нервной системы. Каждый поражённый участок по-своему влияет на ход мнестического процесса и откладывает индивидуальный отпечаток на формирование памяти.

В процессе экспериментов автор акцентирует внимание читателей на аспекте, когда у человека с поражением той или иной доли головного мозга происходит подмена и избирательная передача только что усвоенной информации. А это указывает на искажение восприятия и нарушение мнестической деятельности. Отсутствует возможность полноценно и активно припоминать ранее запечатлённую информацию. Таким образом, Лурия подводит нас к поиску метода коррекции памяти через купирование или лечение поражённых очагов мозга. 

Лурия впервые заговорил о том, что память человека имеет сложное строение, а мы ошибочно свели её функции к простой записи, хранению и воспроизведению в нужный момент той или иной информации. Открытия, которыми он поделился в книге «Нейропсихология памяти», являются фундаментальными. Публикация не походит на учебный курс по нейропсихологии, но является замечательным учебным пособием для будущих психиатров, неврологов, психологов.

Список использованных источников:

1. Лурия А. Р. Нейропсихология памяти. — М.: Педагогика, 1976. — 192 с.
2. Крылов А. Н. Лекции о приближённых вычислениях. — СПб.: Питер, 2015. — 319 с.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Целью данной работы было сравнить теории консультирования по ключевым параметрам. А также облегчить подбор направления, которое бы подошло для конкретного специалиста.
Сравнительная таблица может быть полезна студентам ВУЗов и начинающим психологам-консультантам.

Сравнительная характеристика теоретических направлений психологического консультирования

Таблица предназначена для того, чтобы показать, насколько разные и похожие некоторые теории консультирования. Отталкиваясь от собственных взглядов и теоретических знаний, психолог-консультант может подобрать подходящее направление для будущей работы. Это практично и удобно в начале психологической практики. В дальнейшем возможна доработка этого материала на основе дополнительных параметров и новых теоретических и прикладных методик.

Использованная литература:

1. Хьелл Л., Зиглер Д. Теория личности. Основные положения, исследования и применений. – СПб.: Питер Пресс, 1997 г.
2. Айви А. Е., Айви М. Б., Саймэк-Даунинг Л. Психологическое консультирование и психотерапия. Методы, теории и техники: практическое руководство. — М.:, 1999 - 487 с.
3. Александров А. А. Современная психотерапия. Курс лекций — СПб.: «Академический проект», 1997 — 335 с.
4. Бондаренко А.Ф. Психологическая помощь: теория и практика. — Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Независимая фирма “Класс”, 2001.
5. Глэддинг С. Психологическое консультирование. -- 4-е изд. – СПб.: Питер, 2002.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Международная библиотека психологии,
философии и научного метода

Философия «как если бы»

Система теоретических, практических и религиозных фикций человечества

Автор – Г. Файхингер, 1911
Переведено на английский, 1935
Ч. К. Огденом
Переведено на русский, 2019
Е. Г. Анучиным
Редактор – Е. Ю. Чекардина

Переведено при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Копировании материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

Продолжение...

Глава 29

Начала теории фикций среди греков

Исследование научной теории фикции среди греков не принесет удовлетворительных результатов. До того, как логическая теория фикций могла бы быть получена, их нужно изобрести и применить в научной практике; в этой сфере практика следует за теорией. Скудных начал практического применения фикции в древние времена едва ли хватило на образование теории, и если бы кто-то в те дни удивился странному характеру фикции, он бы наверняка сразу же спутал ее с обычным предположением или гипотезой. Древние люди никогда не придерживались точки зрения, которой мы можем и должны придерживаться, согласно которой мы ничего не приписываем природе бытия и все же способны достигать верных практических результатов. То, что нам приходится мыслить о чем-то, всегда воспринималось как доказательство реальности того, о чем была мысль. Такая идея – что то, что дано нам в мысли, не объективно, но лишь средство – целиком произведение современности. Форма осознанной фикции развилась лишь когда люди научились опытным путем, что мысль не отражает реальность и тем не менее к реальности возвращается, что мыслительные процессы в конечном счёте адекватны. Именно тогда возникла идея, что феноменальный мир – не просто иллюзия, но символический и целесообразный концептуальный конструкт, позволяющий нам перемещаться и ориентироваться в мире непознаваемого и неосознаваемого, не имея представления о нем, как он есть на самом деле. Мы делаем это, формируя на его месте концептуальную конструкцию, становящуюся более подходящей и приемлемой благодаря обогащению опытом, которой мы можем заменить необъяснимый мир практически в любой степени. Хотя теоретически этот концептуальный мир с его противоречиями не может быть отражением реальности, только лишь субъективным инструментом.

Однако, поскольку фикцию до сих пор часто путают с гипотезой или обозначают тем же словом, не будут лишними несколько замечаний о смысле греческого слова ???????? (гипотеза – греч.). Мы не станем углубляться в философско-лексикологический экскурс, но лишь в общих чертах проясним эту тему.

Использование этого термина древними философами имеет такую природу, что даже в конкретных случаях мы часто не можем сказать, имелся в виду гипотетический или фиктивный метод. Как правило, он относится к чисто риторической, стилистической фикции, ещё не получившей настоящей научной ценности. Платон, в частности, любит играть, оставляя неясным, имеем ли мы дело с гипотезами или фикциями.

Платон также часто употребляет ???????? в качестве метода, когда он сначала представляет предположение оппонента верным, другими словами, предполагая его истинность, т.е. считая, как если бы оно было верным, а затем развивает определенные следствия, чтобы доказать его ошибочность. Это гипотетически предположенное предложение, в таком случае фиктивно выдвинутое в качестве истинного, формирует основание для reductio ad absurdum (доведения до абсурда) через косвенное доказательство. Хотя, конечно, это особенно хорошо подходит для диалога, позднее оно находит место и в настоящих научных дискуссиях. Здесь надо различать два процесса: первый – это утверждение самого предложения как предположения, сделанного оппонентом, или его возражение; второй – временное утверждение этого предложения, как если бы оно было истинным, с целью в дальнейшем доказать его ложность через его следствия.

Перечисленные формы очевидно представляют мало интереса для наших задач, и для большей ясности мы должны обратиться к Аристотелю.

Когда Аристотель говорит о ???????? с точки зрения логики, он понимает ее в широком смысле, как предложение, из которого следуют некоторые выводы. Таковы предтечи заключений и аксиом. ???????? такого порядка осознаётся как ложная и может быть точнее определена как логическая фикция. В апагогическом доказательстве общеизвестно ложное предложение временно принимается за истинное. Однако сам по себе этот факт не представляется важным для нашего вопроса.

Помимо слова ????????, Аристотель (Метафизика, XIII, 7) говорит об абсурдных и фиктивных предположениях, ????u??????=?? ???? ???????? ??????u???? (он предложил называть «фиктивным» то, что специально, насильно вводится с целью подтверждения гипотезы). Этим термином он восхитительно выражает суть ошибки, а также фикции.

В этом смысле, к примеру, таким «насильственным» предположением является случай, когда Аристотель в одном месте принимает возможность существования «чистой формы» (без материи), и в то же время отрицает эту возможность в другом. Однако предположение «чистой материи» (без формы) для Аристотеля – фикция, а не гипотеза. В гипотезу ее превратили его последователи. Возможно, это проясняет Платоновскую доктрину материи, которую он называет ???????? ??????, видом осознанной ошибки, т.е. фикцией. В этом смысле Платон вероятно имеет в виду материю, когда говорит, что она может быть получена лишь посредством ложного заключения (???? ?????y??u?). Тут мы видим часть ранней истории фикций, которая никогда не была исследована.

По отношению к фундаментальным понятиям геометрии Аристотель склоняется к точке зрения, что они должны рассматриваться не как гипотетические, но как фиктивные. Есть сомнения, можно ли это предположить наверняка из отрывка (Метафизика, XIII, 8), где он говорит о платоновской «неделимой линии». С другой стороны, достойна внимания Метафизика, XIII, 3, где он говорит о том факте, что если мы предположим вещи разделенными и будем относиться к ним как к разделенным, это не приведет нас к ошибке. Явнее, чем когда мы рисуем линию на полу или называем ее длиной в фут, когда на самом деле она иная. В таких предпосылках нет ничего ложного. Все и в самом деле может быть изучено лучше, когда то, что не является разделенным, таким предполагается, как это делает арифметик и геометр. Здесь довольно точно развита идея абстрагирующей фикции. Аристотель пытается оправдать процедуру математиков перед укором, что ее субъект-материя – несуществующая сущность, а не что-то независимое.

Термин ???????? получает особое значение позже, когда он используется, в частности, в математике, как эквивалент ????u??? = postulata, petitiones и математиками, uti: punctum carere magnitudine et esse individuum. Формально эти предложения — математические постулаты. По сути, однако, как показывает этот пример, это фикции. Новый смысл ???????? здесь весьма четок и ясен. Это слово обозначает не предположение о реальности, а предпосылку, признаваемую «постольку поскольку». Изначальная неопределенность термина ???????? = «предположение» развивается в две самостоятельные возможности; в одном случае оно в согласии с реальностью, а в другом – выражает предложения, которые, хотя они и служат как предтечи и основание для дальнейших итогов, могут быть лишь постулированы, поскольку они на самом деле, в нашей терминологии, фикции. Эта неоднозначность присуща концепции «предположения» и весьма заметна у Аристотеля. Лишь шаг за шагом мы получаем все более четкое представление о разнице между гипотетическими и фиктивными предположениями.

Из вышесказанного очевидно, что греки не делали явного разграничения между гипотетическими и фиктивными предположениями, и что, по крайней мере, в том виде, в каком греки их излагали, путаница неизбежна, и мы не можем избавиться от неоднозначности в каждом случае. Пока выражение ???????? описывает фиктивные предположения, они всегда относятся только к риторическим или стилистическим фикциям, или к предположениям, которые временно предоставляют почву для цепочки рассуждений, которые таким образом могут называться силлогические фикции. Настоящие методологические фикции в нашем современном понимании таким образом исключаются.

Однако стоит заметить, что среди пост-Аристотелевских скептиков мы видим намек, что с научной точки зрения предположения могут изначально подразумеваться лишь как фикции. К несчастью, этот промежуток времени в истории греческой философии ещё не был достаточно изучен. Наши источники слишком скудны, чтобы позволить нам сформировать правильную точку зрения. Однако мы можем вспомнить аргумент Секста Эмпирика (adv. Math., IX, 207) против каузальности и его утверждение, что она принадлежит относительности. Относительное (???? ??), однако, не имеет бытия (??? ???????), но лишь присваивается (?????????? u????) мысленно. Здесь появляются первые признаки мысли, что категории — это не гипотетическое выражение реальности, но лишь фиктивное средство, помогающее нам ее понять. Но если теория фикций где-то может быть найдена в греческой философской литературе, то это у Скептиков, которые хорошо знали о разнице между мыслью и бытием, хотя и были неспособны перейти от скептического негативизма к критическому позитивизму. Скептики повторяют и усиливают некоторые утверждения Софистов, которые очевидно имели понимание, как бы оно ни было искажено, о том, что мы сегодня называем фикцией. Таким образом, мы везде встречаем недостаток, упомянутый выше, а именно то, что греки так зависели от непосредственной реальности, что когда, как им казалось, они теряли с ней контакт, они сразу же впадали в теоретическую апатию, неспособные сделать следующий шаг к позитивной концепции мысли как инструмента, а мира идей – как целесообразного символа.

Предыдущие части книги можно найти по ссылке: https://ykgr.ru/biblio/filosof/hans-vaihinger

Переведено на русский Е. Г. Анучиным при поддержке журнала © ykgr.ru.
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
Копирование материалов книги разрешено только при наличии активной ссылки на источник.

На английском в Литрес На английском в OZON На русском языке в ykgr.ru

Чтобы разобраться в истоках возникновения религии, обратимся к принципам работы нашей психики. Мы не будем полагаться на отдельных представителей биологического вида. Такие характеристики, как пол, возраст, раса или национальность, не важны. Многим это покажется странной отправной точкой, ведь верования разительно отличаются территориально. Но достаточно будет рассмотреть фундаментальное восприятие и структурирование данных человеческим мозгом.

Гипотезы происхождения

Почему мы повсюду встречаем религиозные убеждения? Не только обращаясь к истории, но и в современной жизни. И для чего они вообще нужны? Любой обыватель, который задумывался над этим вопросом, приходил к определенным теориям. Буайе выделил «исчерпывающие» мнения, которые опираются на следующие постулаты:

• наше подсознание ищет всему объяснение;
• душа стремится к утешению (примирение со смертностью и создание наиболее комфортных условий);
• обществу необходим порядок (сплочение коллектива, поддержание нравственности и формирование общественного уклада);
• человеческий разум склонен к когнитивным иллюзиям.

Рассматривая каждый из пунктов более подробно, закрадываются сомнения в том, что это исчерпывающие ответы. Это не означает, что они в корне неверны, каждый из них имеет под собой рациональное зерно. Но необходимо взглянуть на них шире, чтобы докопаться до истины.

Интеллектуальный голод: разум требует объяснений

Теория строится на определенных общих интеллектуальных потребностях нашего мозга. Людям свойственно стремление понимать наблюдаемые явления, объяснять их и даже управлять. В какой-то степени это привело к образованию религиозных представлений посредством культурного развития. Случилось это не одномоментно, а в процессе длительного формирования новых мыслей и умозаключений.

Наиболее распространенная версия, что началось все со стремления разобраться в различных природных проявлениях. Человек сталкивался с необычными вещами и придавал им сверхъестественное происхождение (яркий пример: боги и духи управляли дождем, засухой, громом и молнией). Подобным образом объясняли непонятные психические явления (предчувствия, сны). Также на религию опирались для объяснения возникновения всего сущего на планете, в том числе невзгод и страданий.

Однако в этой теории есть несколько слабых мест. Потребность в познании происхождения явлений значительно меньше, чем может представиться. Многие вещи знакомы нам с детства и не требуют разъяснения. К примеру, мы знаем, что разум управляет движениями тела. Мысли не имеют массы и формы. Тем не менее, они способны воздействовать на неоспоримо материальный объект. Людям достаточно самого осознания, что все происходит именно так. Нашим разумом движет избирательный объяснительный процесс. Нет потребности в поиске первоначала всех действий.

Религиозные объяснения зачастую утягивают в еще более запутанные истории. Буайе приводит замечательный пример с раскатами грома. Если они порождаются сверхъестественными сущностями, то кто они и откуда взялись? Почему люди не могут их увидеть? И каким образом они издают звуки? Каково строение их голосовых органов, тела? Если взять конкретные верования, в которых распространено это убеждение, вероятнее всего, ответы найдутся. Но это отдельные истории, которые ведут за собой новые вопросы.

Тоска сердца: религия дает утешение

Многие связывают истоки религии с эмоциональной составляющей. Нам необходимо утешение и поддержка, поэтому мы обращаемся к вере. Также она примиряет с мыслями о смерти. Все осознают, что наша жизнь не вечна. Но некоторые религиозные парадигмы обещают бессмертность души и реинкарнацию.

Однако эта теория имеет свои изъяны. Верующие сталкиваются с жестокой религиозной картиной мира, которая полна мрачных, нематериальных врагов и мистических сущностей (вампиры и прочая нечисть). Для этого создали защитные ритуалы. Но с антропологической точки зрения они сами создают потребность, которую впоследствии удовлетворяют. И если задуматься, перевес сил не на стороне людей. В подтверждение этому неурожай, катастрофы и другие катаклизмы.

Утверждение, что смерть — это еще не конец, приносит слабое утешение. Нашему мозгу не свойственно создавать избавляющие от страха теории. Организм с подобными убеждениями не смог бы долго прожить. Буайе характеризует страх как определенную программу. Она запускается при наличии опасности, и посредством сложных комбинированных процессов нацелена на сохранение жизни. Происходят соматические реакции (учащение дыхания, сердцебиения), усиливается чувствительность и восприятие.

Сплочение социального общества

В основании гипотезы лежит формирование общества при помощи религии. Она сплачивает людей посредством комплекса убеждений, которые преобразуют разрозненное сборище в единый строй. Кроме того, она создает и контролирует нравственные нормы. Невозможно привить мораль моментальным наказанием, а вот страх перед Богом значительно эффективнее благодаря постоянному надзору и вечным санкциям.

В чем брешь этой теории? Религиозные постулаты и мораль связаны с рациональной точки зрения, другими словами, это обобщение ситуативной базы под нравственные императивы. Вот только они есть в обществе и без религии. Существуют определенные постулаты, которые поддерживают порядок, и они зачастую выступают на первый план.

Предполагается, что общественные институты важны для функционирования социума. Но почему конкретный, отдельный представитель обязан быть его частью? Ведь индивидуализм намного выгодней. Ответ очень прост. Человек по своей природе социален. Мы созданы для жизни в обществе. Религиозные убеждения, ритуалы, обряды и традиции выступают лишь инструментом, а не ведущей причиной сплочения.

Шутки разума: религия в роли иллюзии

Наименее популярная теория, но все же она имеет свой вес. Изъянов в мыслительном процессе предостаточно. Именно поэтому верования причисляют к этой категории. Несостоятельность мышления порождает суеверия. Также проще верить в то, что не удалось опровергнуть. Мы не можем со стопроцентной точностью сказать, что не существует духов. Это вопрос веры каждого конкретного человека.

Данная теория трещит по швам со всех сторон. Да, многие люди суеверны и наивны. Религиозные догмы невозможно доказать с тем же успехом, как если бы кто-то заявил, что все собаки думают по-французски. Но почему мы в это не верим? Почему люди настолько избирательны в своих верованиях? Ответов на эти вопросы еще не нашли.

Углубляясь конкретно в каждое из предположений, мы понимаем, что они не идеальны и имеют поверхностный характер. Чтобы понять истину, нужно копнуть намного глубже. Человеческий мозг настолько сложен и уникален, что его изучают уже многие десятилетия, тем не менее, он не перестает нас удивлять.

Список использованных источников:

• 1. Паскаль Буайе. «Объясняя религию. Природа религиозного мышления», 2017.
• 2. Дэн Спербер. «Объясняя культуру», 1996.
• 3. Томас Лоусон и Роберт Макколи. «Переосмысляя Религию: Связь познания и культуры», 1990.
• 4. Паскаль Буайе http://www.pascalboyer.net

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Умение вести других за собой, добиваться от людей того, чего хочешь, при этом не становясь их врагом – поистине бесценные навыки. Таких сильных, харизматичных людей в обществе называют прирожденными лидерами. Но прирожденные ли? Возможно, управленческие навыки можно накачать, как мышцу, лишь постоянно и планомерно работая над собой? Наука говорит нам, что это под силу каждому человеку. Главное – отбросить страхи, поверить в собственные силы и работать системно. Начать обучение можно с чтения книг. Благо, стоящей литературы сегодня достаточно. Книги из нашей подборки помогут разобраться в теоретических основах психологии управления и внедрить полученные знания в практическую жизнь.

Роберт Чалдини. «Психология влияния»

«Психология влияния» - та книга, которая, как путеводитель, провожает читателей в искусство управления мягко и ненавязчиво. Здесь теория удачно перемешана с описанием жизненных ситуаций.

Автор книги Р. Чалдини – психолог и доктор наук, много лет посвятивший изучению и развитию навыков успешных продаж.

«Психология влияния» - та книга, которую нужно читать, не торопясь, вникая в смысл каждого слова. На ее страницах читатели найдут ценные рекомендации по мотивации и убеждению.

Сам автор утверждает, что наука знает «тысячи различных подходов, чтобы заставить людей сказать «да», все же большая их часть сводится к шести основным принципам» [1, С. 10]. Среди главных он рассматривает:

• принцип последовательности;
• принцип взаимного обмена;
• принцип социального доказательства;
• принцип авторитета;
• принцип благорасположения;
• принцип дефицита.

Каждому принципу в книге посвящена отдельная глава.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

А. А. Трусь. «Психология управления» и «Психология управления. Практикум»

«Руководство – это способность побудить другого человека делать то, что нужно, когда нужно и как нужно, как будто он сам этого хочет» [2, С. 3]. Именно это меткое выражение Дуайта Д. Эйзенхауэра приводится в виде цитаты автором во введении первой книги.

Автор книг Александр Трусь – кандидат психологических наук, бизнес-тренер. За его плечами 20-летний опыт работы с руководителями разных уровней.

Обе книги – настоящие учебники по психологии управления. Они полезны практически всем: руководителям и предпринимателям, организаторам корпоративных мероприятий и коучам, студентам, обучающимся психологическим, управленческим специальностям. Словом, тем, кому важно разобраться в тонкостях психологии управления.

В первой книге автор проводит глубокий анализ предпосылок и факторов успешной управленческой деятельности. А. Трусь подробно описывает психологическую грамотность руководителя, рассказывает об особенностях взаимодействия руководителя с подчиненными. По мнению автора, все сотрудники компании – это «люди с разных планет в одной организации» [2].

Автор описывает портрет профессионального управленца, раскрывает понятие «контрактинга» - своеобразной предпосылки конструктивности взаимодействия.

Книга легко читается и максимально полезна. А. Трусь приводит массу интересных примеров из кино, литературы и искусства, знакомит читателя с наиболее успешными примерами руководителей предприятий разной величины.

Вторая книга «Психология управления. Практикум» побуждает читателя опробовать полученные знания на практике. Автор знакомит с конкретными техниками, которые помогут повысить эффективность управления.

Практикум содержит приложение, в котором читатель найдет анкету и опросник, помогающие оценить собственные компетенции и знания в области психологии управления, а также уровень развития лидерских качеств.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Дейл Карнеги. «Как выработать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично»

Пожалуй, этот американский автор не нуждается в дополнительном представлении. С его книгами так или иначе знакомы многие жители прогрессивной части нашей планеты.

Книга Дейла Карнеги «Как выработать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично» - настоящий кладезь идей для тех, кто желает владеть ораторским искусством в совершенстве, вести людей за собой и успешно реализовывать самые амбициозные проекты.

В основе книги – опыт автора за более чем 15-летний период преподавания курса публичных выступлений.

Дейл Карнеги щедро делится со своими читателями теми ценными идеями, которые помогли ему лично обрести уверенность и перебороть страх публичности. Книга «живая» и невероятно интересная. Здесь много примеров из практики автора, которые успешно подтверждают теоретические факты.

Кстати, сам Дейл Карнеги несколько раз дорабатывал книгу, а читателям рекомендовал обязательно периодически ее пересматривать. По мнению автора, все, что попало к нам в голову, имеет свойство забываться, даже если это знание максимально полезно для нас [4].

Сегодня на полках книжных магазинов мы также можем встретить переработанное в соответствии с современными реалиями издание.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Л. Д. Столяренко. «Психология управления»

Эта книга – учебное пособие для студентов высших учебных заведений, однако, она полезна и более широкому кругу читателей (всем, кто желает узнать теоретические основы управления и лидерства).

Автор знакомит читателей с основами взаимодействия людей и управления поведением, рассказывает о предмете психологии управления и раскрывает суть управленческой деятельности.

Изучив этот учебник, читатель совершенно точно будет понимать, в чем отличия между неформальным лидером и руководителем. Автор знакомит с типами лидеров, их основными качествами. Рассказывает о природе лидерства.

Немалая роль отводится психологии делового общения (в книге этому аспекту посвящена цела глава). Читатели узнают:

• какие виды делового общения бывают;
• насколько важно научиться правильно слушать собеседника;
• как деловая беседа помогает добиться желаемого результата.

Кроме того, автор затрагивают тему конфликтов. Он рассказывает о типологии конфликтов, учит читателей управлять ими.

В завершение внимательный читатель узнает об эффективных приемах самоменеджмента.

Несмотря на «теоретичность», это учебное пособие невероятно полезно. Оно не только дает массу новой и ценной информации, но и помогает в буквальном смысле «разложить полученные знания по полочкам».

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Кен Бланшар, Марк Миллер. «Секрет. Что знают и делают великие лидеры»

Секреты успеха тех, кому удалось стать великими и войти в историю, пытаются разгадать все. Безусловно, лидер – это отличный управленец, который не просто харизматичен. Он делает то, чего не может большинство, и этим привлекает массы.

Авторы книги рассказывают читателям о 50 секретах, которые помогли великим управленцам не только стать таковыми, но и удерживать лидерство на протяжении длительного времени.

Грамотное управление – настоящее искусство, им можно овладеть, важно не только прочитать, но и внедрить в жизнь те самые 50 секретов.

Героиню книги зовут Дебби Бюстер. Она активно спасает собственную карьеру, которая стремительно идет на дно. Дебби случайно попадает в специальную программу наставничества. Цель программы – сделать из человека профессионала, лидера, к которому прислушиваются.

Занятия с Дебби проводит ее непосредственный руководитель Джефф Браун. Однажды главная героиня задает ему тот самый животрепещущий вопрос: «В чем секрет настоящего лидера?», и получает ответы, которые навсегда перевернули ее сознание.

Книга полезна не только управленцам. Стать хозяином собственной жизни – это тоже про управление, но собой. Лишь когда человек научится быть лидером для самого себя, он сможет стать таковым для остальных.

Управление и влияние – те области психологического знания, основы которых необходимо изучить всем. Сделать собственную жизнь интересной, воспитывать детей и планомерно подниматься по карьерной лестнице весьма проблематично без освоения управленческих навыков. Возможно, не стоит откладывать процесс обучения в долгий ящик, а начать его с прочтения книг из нашей подборки?

Список использованных источников:

1. Психология влияния. Как научится убеждать и добиваться успеха / Роберт Чалдини; [пер. с англ. О. С. Епимахова]. – Москва: Эксмо, 2019. – 416с. – (Книги, о которых говорят).
2. Психология управления / А. А. Трусь. – УП «Издательство «Высшая школа», 2014 г.
3. Психология управления. Практикум / А. А. Трусь. - УП «Издательство «Высшая школа», 2014 г.
4. Как выработать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично / Карнеги Дейл. – Изд-во Лениздат, 2014 г.
5. Психология управления / Л. Д. Столяренко. – Издательство «Феникс», 2007 г. – 512 с.
6. Кен Бланшар. Секрет. Что знают и делают великие лидеры.

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

О неврозах написано немало. Каждый практикующий психотерапевт публикует минимум одно издание, где раскрывает собственный взгляд на аспекты невротического развития личности, причины и способы её формирования, упоминает авторские методы психокоррекции навязчивых состояний. Сегодня, когда невротическая личность – это почти герой нашего времени, человека трудно удивить очередным изысканием на эту тему. Но Карен Хорни смогла.

Если рассматривать культурное наследие не в глобальных масштабах, а с более узкой точки зрения – семейные традиции, образовательные школьные программы, модные тенденции и субкультурные течения, характерные для определённого промежутка времени, то можно спрогнозировать не только типичные черты характера здорового человека, но и предусмотреть наиболее определяющие факторы формирования невроза. Об этом рассказывает в своей книге Карен Хорни. Актуальное для нашего поколения издание намного опередило своё время. Прогресс, наступивший на западе гораздо раньше, создал предпосылки для появления тревожной личности.

От познания до самосознания: по следам «Невротической личности»

Идея «Невротической личности» скрыта в одном единственном предложении: «Неврозы порождаются не только отдельными переживаниями человека, но также теми специфическими культурными условиями, в которых мы живем». Если присмотреться к окружающей нас действительности, то можно разглядеть, как социальные и культурные аспекты влияют на значимость наших эмоциональных переживаний, какую окраску им придают, и в какую форму их облекают.

Чтобы читатель смог разобраться в сложной взаимосвязи культурного развития общества и формирования невротической личности, Карен структурирует свой сюжет, выделяя такие понятия, как невроз, невротическая личность, формирование тревожных оттенков в проявлении характера, влияние родителей на будущий характер своего ребёнка и влияние культурной среды как основополагающего фактора возникновения невроза. Карен Хорни убирает на задний план физиологические условия формирования невроза, отмечая, что большинство её пациентов, принявших участие в данном исследовании, уже имели склонность к определённым выводам и поведению задолго до вовлечения в травмирующую ситуацию. Более того, психолог сосредотачивает внимание читателей на том моменте, когда общество и сам индивид определяют невротичность в несовпадении мышления и образа жизни конкретного человека общепринятым клише, стереотипам и запретам, характерным для современного общества.

С чего всё начинается или «Культурный и психологический аспекты понимания неврозов»

В самом начале Карен разъясняет суть определения невротичной личности и рассматривает невротичность с точки зрения общепринятого клише, развенчивая все возможные мифы по этому поводу. Автор утверждает, что понять невроз невозможно без «детального знания обстоятельств жизни индивида», а это в свою очередь подразумевает его место в социальной прослойке и уровень культурного развития. Таким образом, медицинский термин «невротичная личность» не может употребляться в отрыве от культурных аспектов.

Критерии нормальности свои в каждой культуре, более того, они индивидуальны для каждого социального слоя и меняются в зависимости от половой принадлежности. Эти нюансы необходимо учитывать психотерапевту при постановке такого диагноза, как невроз. Основная проблема современного человека, провоцирующая рост уровня тревожности и приводящая к невротичному состоянию, это большая разница между амбициями и возможностями для их реализации. Отсутствие финансов, времени или сил для осуществления планов приводит к глубокому внутреннему конфликту, который обостряется из-за страха, вызванного опасениями негативной реакции окружающих. Невроз выступает в качестве защитной реакции на эту мнимую угрозу.

Как понять, что он невротик или «Что побуждает нас говорить о "невротической личности нашего времени"»

Не всегда страх или тревога, лежащие в основе любого невроза, могут свидетельствовать о том, что у человека наблюдается психическое расстройство. Даже мнительная и тревожная личность может соответствовать всем критериям нормальности, проявляя свои слабые стороны лишь в момент травмирующих ситуаций. О неврозе, по мнению Карен, можно говорить лишь в том случае, когда наряду с общепринятой симптоматикой заболевания проявляется деформация характера. Психолог утверждает, что клинические симптомы могут отсутствовать. В этом случае трансформация характера послужит тревожным сигналом.

Проблема современной психотерапии в том, что она направлена на устранение симптомов невроза и поиск его причины в детских травмах. Отчасти это верно. Но необходимо учитывать сложную систему объединения детских психологических травм и общественных устоев. Также важно осознать, что устранение внешних проявлений симптоматики невроза не означает полного излечения, так как культурные установки по-прежнему будут оказывать влияние на личность.

«Тревожность» - источник невроза

Страх, равно как и тревога лежит в основе инстинкта самосохранения и является адекватной реакцией организма, если рассматривать его с точки зрения физиологических аспектов. Однако Карен подошла к трактовке данных понятий с точки зрения социальных и культурных проявлений, подразделяя их на здоровые (оправданный страх) и нездоровые (субъективная тревога) реакции.

Если читатель придёт к правильным выводам и сможет взять контроль над субъективным тревожным состоянием, то самый сложный шаг в сдерживании и предотвращении развития невроза будет сделан.

Развитие ребёнка и невроз: взаимосвязи и вытекающие последствия

Путь к невротической личности начинается в раннем детстве, поэтому Карен не обходит период становления личности стороной. Автор обозначает корень проблемы в отсутствии любви и уважения к ребёнку. В этих условиях слабая детская психика воспринимает даже конструктивный воспитательный процесс как травму и обиду. Не зря же говорят, что самая большая угроза для неокрепшей детской психики – неокрепшая взрослая. А если ко всему этому присовокупить социальное давление на юную личность, то в результате получится бомба замедленного действия в виде целого клубка тревог и подавленной агрессии. Точное время взрыва неизвестно.

«Невротическая личность нашего времени» выступает пособием не только для состоявшегося невротика, но и своеобразным учебником для молодых родителей, как не воспитать потенциального невротика.

Мир глазами невротической личности

В своей книге Карен рассматривает состояние невротической личности в периоде здесь и сейчас. Она раскрывает читателю внутренние конфликты, противоречия и переживания, в которых находится страдающий от невроза человек. Если сильная и здоровая личность преодолевает трудности без ущерба для своей психики, то реакции невротика усиливают любую трудность до такой степени, что получение удовлетворительного результата не представляется возможным. Невроз – это персональный ад на земле. Ад, который мы строим своими руками, превознося культурные и общественные устои на первый план, пускаясь в погоню за ценностями, которые нужны лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза, соперничая и соревнуясь, вместо того, чтобы задуматься о самом главном – гармоничном душевном состоянии.

Источник: Хорни Карен. «Невротическая личность нашего времени».

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Думали ли вы о том, для чего вам подарена жизнь? Какой смысл спрятан в ней? Далеко не всегда ответы на эти вопросы лежат на поверхности, иногда их поиски настолько мучительны, что человек теряется. Он плутает в собственных мыслях, злится, отчаивается. Невозможность найти смысл бытия всегда трагична – в сознании человека может поселиться пустота, мысль о собственной никчемности и беспомощности. О высоком качестве жизни в этом случае говорить не приходится, чувство неудовлетворенности порождает серьезный невроз. Вытащить человека из болота бессмысленности и безнадежности способно одно из направлений психологии – логотерапия.

Немного истории

«Логотерапия» в переводе с греческого означает буквально «лечение словом, речью» (logos – слово, thererapeia – уход, лечение). Это направление во многом основывается на положениях психоанализа, однако, неразрывно связано с гуманистической психотерапией.

В основе логотерапии – экзистенциализм, объектом изучения которого является человек и его внутренние переживания, поиски смысла собственного бытия. Термин «экзистенция» активно использовал в своих трудах Кьёркегор. Свою лепту в развитие этого направления психологии внесли Э. Фромм, Ф. Пёрлз и др. Например, Пёрлз считал, что разработанное им направление гештальтерапии является одним из видов экзистенциальной психотерапии [2].

Однако, наибольшее развитие экзистенциальный анализ получил благодаря австрийскому ученому В. Франклу. Именно ему мир обязан появлением логотерапии и ее популяризации в обществе.

В. Франкл родился в Вене в 1905 году.  Ранние годы жизни тесно связаны с психоанализом: Франкл был учеником Фрейда. Однако уже в 30-х годах ученый увлекается работами экзистенциальных философов Ясперса и Шелера. Так, Виктор Франкл начал разработку собственного учения, в основе которого прослеживались положения психоанализа и экзистенциальной школы.

В 1938 году ученый впервые употребил в своих работах 2 ставших знаменитыми термина: логотерапия и экзистенциальный анализ.

Виктор Франкл – человек с непростой судьбой, как, впрочем, многие его современники, в жизнь которых стремительно и безжалостно ворвалась Вторая Мировая война. В 1943 – 1945 гг. ученый попадает в концентрационный лагерь. Здесь он на собственном опыте опробовал теоретические положения экзистенциализма и нашел подтверждение гипотез, выдвигаемых в рамках логотерапии.

Позже свои эмоции и умозаключения Виктор Франкл описал в статье «Психолог в концентрационном лагере». Это труд, который не оставляет равнодушным даже самых скептически настроенных оппонентов экзистенционального анализа.

Экзистенциальный вакуум

Франкл писал: «Каждая эпоха порождает особый невроз, а значит, и потребность в особом методе психотерапии. В эпоху Фрейда причиной всех бед считалась сексуальная неудовлетворенность, а ныне нас волнует другая проблема – разочарование в жизни. Если во времена Адлера типичный пациент страдал от комплекса неполноценности, то в наши дни пациенты жалуются главным образом на чувство внутренней опустошенности, которое возникает от ощущения абсолютной бессмысленности жизни. Вот что я называю экзистенциальным вакуумом» [1, С. 5].

По мнению ученого, поколение 2 половины ХХ века – это люди, у которых все есть. Они сыты, им не приходится думать о выживании. Физически жизнь стала проще, однако, эта упрощенность подарила возможность задавать вопросы, ответы на которые порой приходится искать всю жизнь.

Поиск смысла не есть отклонение от нормы, скорее наоборот, он является естественной человеческой потребностью. По наблюдениям Франкла, 80% алкоголиков и 100% наркоманов проваливаются в пучину зависимости от страданий, которые порождает невозможность найти смысл жизни. В сознании зависимых людей царит хаос. Пустота, которая является его следствием, заполняется иллюзией самодостаточности и удовлетворенности. Если человек не получает удовлетворения от реальной жизни, то зависимость от химических средств неизбежна. Проблемы не решаются, они нарастают, как снежный ком, но иллюзорное, искаженное под действием химических препаратов понимание действительности заставляет человека не замечать их и делать вид, что все в порядке.

Качество жизни человека, которого «поглотил» экзистенциальный вакуум, снижается в геометрической прогрессии. Одни из тревожных звоночков – угнетенность общего состояния, апатия, нежелание вести активную, направленную на созидание жизнь.

Франкл ввел понятие «невроз выходного дня». По мнению ученого, именно в выходной день человек наиболее часто думает о смерти, заглушает внутреннюю пустоту с помощью средств, полученных извне (алкоголь, психотропные вещества). Если в будни мысли заняты рабочими делами, то в выходной «страдания от бессмысленности жизни» проявляют себя в полной красе. Кстати, Франкл отмечает, что выходной – то время, когда люди чаще всего размышляют о смерти и суициде.

Самотрансценденция

Поиск смысла жизни не безнадежен. Его можно найти, но для этого придется «выйти за пределы собственного Я» [2]. Чем чаще человек выходит из своих проблем, пытается объективно посмотреть на них и на окружающую действительность, тем больше шансов найти тот самый смысл. Этот феномен называется «самотрансценденция», он является основным условием качественной жизни.

Необходимо уходить от пассивной позиции жертвы обстоятельств, разрешить себе совершать поступки, жить активно. Созидательная деятельность – в основе этой активности. Чем больше полезных действий, которые направлены на позитивное изменение окружающей действительности, человек совершает, тем быстрее он придет к осознанности. В один прекрасный момент ответ на вопрос о собственном предназначении окажется очевидным.

Смысл в помощи. В желании сделать жестокий мир немного лучше, пусть и в рамках собственного окружения. Смысл в творчестве, в создании прекрасного, в продолжении рода и самосовершенствовании. Смысл жизни у каждого свой, он неповторим и порой может быть непонятным окружающим.

3 уровня осмысленности

По мнению Франкла, смысл – величина непостоянная, он меняется с течением жизни и переходит на новую ступень в рамках индивидуального духовного развития человека.

Ученый выделяет 3 уровня смысла:

1. Ежедневный смысл, который достигается 3 путями: совершением поступка, переживанием ценности (например, когда человек восторгается красотой природы), путем страдания (связан с поиском собственного отношения к неизбежной конечности существования всего в этом мире).
2. Смысл момента. Возможность чувствовать необходимость каждого мгновения жизни, быть благодарным, даже если он приносит страдания.
3. Наивысший смысл, который проявляется на уровне мироздания.

Смысл жизни возможно потерять, но не утратить. Он не уходит даже в безнадежных ситуациях. Чтобы его найти, требуется колоссальная работа над собой, которая происходит ежеминутно.

Франкл говорит о сверхсмысле, который недоступен человеку. Людям не удастся его понять, как «и ветвям не понять смысл дерева». Однако в него необходимо верить. Эта вера имеет большое терапевтическое значение, она, как внутренний стержень, не позволяет человеку броситься в бездну бессмысленности. Благодаря ей рождается понимание, что все в этом мире не случайно.

Ученый также называет нам явления, которые не могут стать смыслом жизни. К ним относятся:

1. радость (она всегда направлена на объект);
2. удовольствие (оно является удачным следствием удовлетворения наших потребностей, стремлений);
3. счастье (оно не может быть конечной целью, это путь и состояние человека).

Жизнь как череда уникальных возможностей для каждого

Ценности могут быть ситуативные и вечные. Возможность совершить ситуативную ценность единственна для каждого момента. Жизнь каждый день дает возможность дарить окружающему миру ситуативные ценности, наполнять собственное бытие смыслом. Упускать эти возможности – значит, упускать смысл.

Вечные ценности невозможны без ситуативных. Они осознаются тогда, когда приходит понимание собственной миссии. Часто это происходит через страдания.

Логотерапия призвана учить пациентов относиться с благоговением к каждому моменту собственной жизни. Именно поэтому Франкл выступал резко против эвтаназии и самоубийств. По его мнению, судьба не будет шутить. Ученый отмечает: «Если бы она (судьба) действительно готовила человеку смерть, она бы нашла способ довести дело до конца» [3]. Потому врач не имеет морального права брать на себя функции судьбы. Вывод о безысходности ситуации всегда субъективен, даже если он аргументирован вполне объективными фактами.

Логотерапия: задачи и методы

Цель логотерапии – помочь человеку сосредоточиться на задаче, которую ставит жизнь, и успешно решить ее. Болезнь, потери и страдания не случайны, в них есть смысл.

Франкл разработал множество методов взаимодействия терапевта и клиента, однако, наиболее популярны в современной науке два: дерефлексия и парадоксальная интенция.

Дерефлексия – противодействие рефлексии. Метод полезен в том случае, если пациент склонен к патологическому бесполезному самокопанию и самобичеванию.

Эта практика помогает избавиться от невроза навязчивых состояний, сексуальных расстройств.

Дерефлексия предполагает самозабвение, полную отдачу без анализа ситуации. Цель логотерапевта – научить пациента этому процессу.

Парадоксальная интенция – метод, основанный на самовнушении. В рамках этого метода интересно рассмотреть отношение Франкла к страхам. Ученый утверждает, что «страх порождает страх». Если человек испугался однажды, то в будущем он будет бояться не только повторения этой ситуации, но и того, что испытанные ранее чувства снова напомнят о себе. Человек программирует себя на негативное проживание ситуации, а значит, строит собственное поведение в соответствии с заданной программой.

Чтобы «сломать» этот алгоритм, Франкл предлагает использовать его в противоположном направлении. Индивид усилием воли внушает себе, что желает испытать эти неприятные чувства снова, прожить их более ярко.

Логотерапия уникальна. Ее миссия – научить пациента принимать решения и брать на себя ответственность. Без этих составляющих невозможно обрести осмысленность жизни, ее значимость будет нивелироваться и обесцениваться.

С точки зрения логотерапевта, не существует как таковой единой для всех жизненной задачи. Необходимо сделать не самое лучшее, а «самое лучшее, на что ты способен в конкретной ситуации». Мы имеем право на ошибку, но ошибка – не повод снять с себя ответственность. Логотерапия помогает принимать ошибки с благодарностью, черпать пользу из полученного опыта и видеть смысл в каждой минуте собственной жизни. Ценные умения, не правда ли?

Список использованных источников:

• 1. Страдания от бессмысленности жизни. Актуальная психотерапия / Виктор Эмиль Франкль; пер.с англ. С.С. Панкова. – Новосибирск: Сиб. Унив. изд-во, 2015. – 95с. – (Пути философии).
• 2. Экзистенциальная психотерапия. Логотерапия Виктора Франкла. - http://ratayana.com/ekzistentsialnaya-psikhoterapiya-logoterapiya-viktora-frankla-1
• 3. Логотерапия и экзистенциальный анализ: статьи и лекции / Виктор Франкл; пер. с англ. О. Сивченко. Альпина Диджитал, 2015 г.
• 4. Экзистенциальный анализ и логотерапия Виктора Франкла. - http://litvak.me/statyi/article_post/ekzistentsialnyy-analiz-i-logoterapiya-frankla

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Встреча с читателями 2001 год, Италия.

Виктор Пелевин: - Ну, вот, есть такая… немножко издалека начну… есть такая буддийская метафора, очень красивая, о том что такое… Считается что есть шесть миров, в которых могут рождаться живые существа. Это могут быть боги, воинственные демоны, люди, животные, голодные духи и еще обитатели ада.  Так вот в чем разница между ними? Если, допустим, мы видим реку, то для бога эта река будет потоком нектара, для воинственного демона это будет оружие, для животного - среда обитания, для голодного духа это будет поток гноя и крови, а для обитателей ада - расплавленная лава. То есть, с одной стороны - это одно и то же, с другой стороны - это совершенно разные миры, в одних из которых испытывают наслаждение, а в других – страдают. И вот когда я оказываюсь в местах, где когда-то я жил, когда я был совсем маленьким, мне кажется, что в жизни с нами происходит какое-то похожее перерождение. То есть места, которые сначала очень напоминали рай, где происходили совершенно удивительные чудесные вещи каждую секунду, постепенно-постепенно превращаются вот в этот мир, который мы все хорошо знаем.

Проделывать эту операцию над собой и миром, заколдовывать его, превращать его вот в это место, где мы прямо попадаем  и где мы умираем, нас учат другие люди… В общем, мы сами этому учимся и мы постепенно начинаем делать эту колдовскую операцию и уже не знаем как вернуться туда, откуда мы пришли.

В одной русской современной песне есть такая красивая строчка:

Обошелся с собою как-будто хреновый колдун. Превратился в говно, а как обратно – не знаю.

Мне кажется, что каждый из нас, когда мы доживем до какого-то возраста, оказывается вот таким колдуном, и очень всегда интересно бывает потому, что это ведь универсальная метафора потерянного рая, это попытка возвращения к теме детства, может быть попытка не столько расколдовать себя, сколько попытка хотя бы понять как же это случилось.

Вот, наверное, этим и объясняется мой интерес к детству.

Август — ноябрь 1996 Clark Blaise, The University of Iowa. Видеозапись на английском языке с русскими субтитрами. Pelevin discusses emerging Russian literary trends in the post-Soviet period. Источник — http://digital.lib.uiowa.edu/u?/vwu,1949

Кларк Блез: У нас сегодня разговор с Виктором Пелевиным, молодым российским писателем-романистом…

Виктор Пелевин: …относительно молодым…

Кларк Блез: «относительно молодым». Это, кстати, дает представление о творчестве Виктора: относительно молодым российским романистом. Что ж, он молод для нас, потому что его книги только сейчас выходят в переводе. Этой осенью, или, скорее, этим летом — «Омон Ра», его роман о… чтобы получше выразиться… о советских космических приключениях [приключениях в советском пространстве] вышел в печать. Ранее у нас вышла «Желтая стрела» в издательстве «New Directions». У очень немногих писателей, которым меньше 35 лет и которые уже видели 3 своих романа напечатанными (четвертый скоро выйдет, и некоторые рассказы) на английском языке… У очень немногих писателей из России был такой скорый успех с публикацией в Америке, и, к лучшему это или нет, вы будете, возможно, для всего следующего поколения ориентиром, по которому будет определяться то, что назвали «постсоветской литературой». Я так нагромождаю одно слово на другое, потому что вот это выражение — «постсоветская литература» — вам, возможно…

Виктор Пелевин: Вы пытаетесь взвалить на меня бремя ответственности, Кларк, которой я не чувствую.

Кларк Блез: Да, да. Вот этот груз ответственности, знаете… Люди будут говорить: «Да, я знаю русскую литературу после падения коммунистического режима. Это Виктор Пелевин». И я, кстати, это уже видел в издательских аннотациях к вашим книгам: «Вот — первый голос постсоветской литературы». То есть, вы — постсоветский человек, постсоветский писатель. Давайте освободимся от этого бремени. Что для вас означает это выражение? Оно имеет какое-то значение в России, какое-то значение для вас лично, или это абсолютно американская рекламная фраза?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы какое выражение имеете в виду?

Кларк Блез: «Постсоветский» постсоветская литература, постсоветский писатель.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: «Постсоветская» [«после-советская»]. Да, я думаю, какой-то смысл в этом есть. Советская литература, хотя и ужасная, существовала. «После-советской» литературы просто не существует, можно сказать.

Кларк Блез: Я думаю, что… в коммерческом смысле, когда мы хотим продать книгу, разрекламировать или просто ее охарактеризовать как постсоветскую, мы говорим: «Вот книга об исканиях людей, которым выпала на долю инфляция, мафия, проблемы избытка свободы, просто свободы или извращенных свобод, которых не было раньше». И это, как мне кажется, все-таки продолжение концепции социалистического реализма в литературе, просто мы здесь заменили некоторые термины. Так вот, вы, по-моему, вообще к этому не принадлежите.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы знаете, мы ведь говорим об очень специальной разновидности свободы. Есть, скажем так, люди, которые пребывают в борьбе за деньги, то есть, занимаются «настоящим делом». Остальным предоставлена абсолютная свобода, они могут делать буквально все что угодно, если они не пытаются принимать участия в этой борьбе.

Кларк Блез: Мне кажется, ваши книги, которые у нас вышли, которые я читал, и рассказы, которые я читал, затрагивают, в сущности, вопросы свободы. В корне. В корне. То есть, я подразумеваю под этим… свободу от времени даже…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: И свободу от свободы.

Кларк Блез: И свободу от свободы, это верно. Хотя, вот в этих обеих книгах персонажи в последних абзацах делают шаг в такой пугающий и новый вид свободы. Один из них сходит с поезда, другой уходит от советского… «космического агенства».

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Кларк, я хотел бы сначала отметить, что эта книга («Омон Ра») — не о космических приключениях…

Кларк Блез: Да, я понимаю…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: …а о приключениях в советском космосе. «Космос» — слово греческое, и оно имеет несколько значений; одно из них можно понимать как вид какой-то, какой угодно, в общем, культурной или идеологической парадигмы. Это сфера идеологии, в платоновом смысле, он эти явления называл eidos. Вы знаете, что это сфера идей, в которой человек живет. Так что книга, можно сказать, о внутреннем космосе советского мужчины, или женщины, и о приключениях, которые имели место именно в этом космосе.

Кларк Блез: Да.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Это не касается космических приключений.

Кларк Блез: Я просто не хочу рассказать лишнего об этой книге слушателю, который, возможно, вскоре возьмет ее в руки и будет так же поглощен этой историей, как Омон Ра был поглощен своей работой космонавта, как он считал…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Спасибо…

Кларк Блез: …пока он… пока ближе к концу он не понял, что это оказалось не совсем так. Я заметил также, что люди при описании вашего творчества мечутся в поисках образцов: «нежность Чехова», «жалящая сатира Булгакова», что еще может быть… «социальная проницательность Горького»…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Думаю, они просто пытались вспомнить все русские фамилии.

Кларк Блез: Да, я тоже так думаю. Приходит ли вам на ум кто-нибудь из русской литературы, о ком можно сказать, что да?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы говорите о влиянии?

Кларк Блез: Да, о влиянии. Вы, кажется, говорили о Платонове в какой-то момент.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Нет, я говорил о Платоне.

Кларк Блез: Ах, тот Платон! Ясно… Не его русский сын.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Да, Платонов — чудесная фамилия. Означает человека, у которого в предках был Платон.

Кларк Блез: Да, я понял вас. Вы о нашем, об общем Платоне говорили.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Что касается влияний. Это, можно сказать, очень простой вопрос. Если человек под влиянием и это осознает, то он уже не под влиянием.

Кларк Блез: Да, это верно…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: А если человек этого не понимает [того, что он под влиянием], то обсуждать это с ним невозможно. Я просто не знаю, что сказать.

Кларк Блез: Ну, что вы можете сказать о Pink Floyd?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Ах, …

Кларк Блез: И об американской поп-культуре вообще, так как она… тоже присутствует в ваших книгах.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Американской поп-культуре?

Кларк Блез: Да.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Я ничего не знаю об американской поп-культуре. Слушаю музыку, конечно. Но, в общем, мне больше нравится британская музыка. Хотя здесь, в Америке, когда я слышу американские песни, в них обнаруживается гораздо больше смысла. Это странная штука, кстати. Если их слушать в Москве, они просто не отзываются ничем (не резонируют).

Кларк Блез: Вы как-то раз мне сказали, что Москва — это сейчас лучшее место проживания, из которого можно воспринимать американскую культуру раньше, чем сами американцы. Вы посмотрели «День независимости» на месяц раньше, чем он вышел в прокат в США.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Мне кажется, в июне посмотрел, да.

Кларк Блез: В июне, раньше, чем это имело смысл, то есть раньше 4-го июля…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Да.

Кларк Блез: Благодаря нелегальным записям, пиратским и так далее. Вы вообще создаете образ Москвы широко открытой, как добру, так и злу. В основном, возможно, злу.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: О да, широко открыта. Вы знаете, вот это слово «открыта», обычно употребляют в отношении двери, которая может быть закрыта. Но там ведь просто ничего нет вокруг: ни стен, ни окон, ни дверей.

Кларк Блез: Да, это что-то вроде дадаистской картинки: дверь среди чистого поля.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Точно так.

Кларк Блез: Точно. Дверь Сальвадора Дали. Какова ваша собственная роль… Или как вы воспринимаете свою роль, или видите ли вы вообще свою роль в современном советском… («советском», говорю…) в современном российском, московском писательстве?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: «в современном московском писательстве»…

Кларк Блез: Вы вне этой сферы находитесь или внутри?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Что значит «современное московское писательство»?

Кларк Блез: Я вас прошу дать определение… Это «писатели, которые сейчас пишут в Москве», или «писатели, которые сейчас пишут в России»… Они вообще… Вы ведь лауреат премий в России, Вы совершенно точно являетесь признанным писателем этого поколения. Вы играете какую-то роль в литературной иерархии?

Вы состоите в клубах? Участвуете в чтениях других авторов? И тому подобное…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Нет, нет, я не состою в писательских организациях, не член Союза Писателей, но если говорить о том, что книги могут играть роль в том, что называется «литературный процесс» (хотя я не знаю, что это выражение означает: «литературный процесс»), тогда, думаю, да, у меня достаточно много читателей, и этим я очень доволен.

Кларк Блез: Сатира в Ваших книгах, в частности в «Омон Ра», где, например, Киссинджер идет с ножом на медведя, когда он приезжает с визитом, и медведь — на самом деле военный… военный человек, переодетый в медведя — все это для того, чтобы обеспечить охотничий опыт важным лицам, — как это все воспринимает российский читатель? Ведь что-то в этой сатире почти… до содрогания жестоко.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы знаете, я по некоторым причинам очень не люблю слово «сатира». В русском языке, в российской культуре у этого слова нехорошие коннотации. Многие годы, при коммунистическом режиме, у нас было то, что называлось «сатира», и это должно было… изобличать такие… мелкие грешки, совершенные где-то кем-то. Это действительно мерзкое слово, я бы, наверное, не стал его употреблять.

Кларк Блез: Как бы вы его заменили? Как теперь люди в России называют этот новый тип сатирического творчества? Раз уж это больше не имеет того же…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Наши критики, в России, меня называют «постмодернистом». Но я, опять-таки, не знаю, что это могло бы означать, так как у нас никакого модернизма не было. После соцреализма у нас настал постмодернизм.

Кларк Блез: Ну, это большой скачок, да. Я хотел спросить, протестуют ли российские читатели, когда их история высмеивается или кромсается кем-то из ваших…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Российская история — это нечто переписываемое каждые 5 лет. Сейчас ее опять переписывают, это просто игра такая.

Кларк Блез: То есть, люди это нормально воспринимают? Вы признаны как юморист? Я просто пытаюсь понять, в какую категорию вы попадаете при таком разнообразии литературных мнений в России. О, да вы еще больший скептик, чем я. Я не уверен, что нет вообще никого, кто бы выбирал, никакого такого вкуса, мирового вкуса… Помните, вот мы с вами и еще несколько писателей были в Миннеаполисе не так давно? Я тогда думал о том, что мы здесь в Америке, особенно когда мы представляем себе русскую литературу, все наследие русской литературы, насколько мы его знаем (не очень-то хорошо знаем, кстати) мы прикладываем некое подобие шаблона обычно к русскому опыту. «Да, мы видали Толстого, видали Достоевского, Тургенева и вообще всех ваших больших, затем был вот этот долгий период, в который ничего, по большому счету, не происходило. (на наш взгляд, во всяком случае.) И затем, вдруг»…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Кларк, думаю, я понял, что вы хотите сказать. Это как если бы… Вы, по-видимому, подразумеваете, что литература, будь то русская литература или американская, должна отражать нечто. А я так не считаю. Я думаю, что любой литературный текст, если это хороший литературный текст, отражает только сам себя.

Кларк Блез: Я бы хотел уточнить то, что я говорил относительно шаблона, который мы прикладываем. Последнее сильное впечатление на Запад произвел Солженицын. В этой связи, такое творчество, которое НЕ изображает серый, сырой, жестокий мир, населенный героями-одиночками, бредущими к смерти, — разительно отличается от нормы. Я хотел спросить, есть ли то, что мы здесь считаем нормой — просто результат нашего невежества, того факта, что мы многих других не читали, или же у нас просто, своего рода журналистская потребность извлекать из литературы очень конкретное содержание?..

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Абсолютно верно. Журналистская потребность… Я не считаю, что, например…

Кларк Блез: …которой Солженицын потворствует, кстати, вот этой журналистской потребности.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Если человек хочет знать, как обстоят дела в России, зачем ему утруждать себя чтением романов? И зачем утруждать себя их писанием? Если нужно описать ситуацию, так сказать, общественное положение, для чего придумывать персонажей? Зачем вообще что-то такое делать, когда можно просто написать хорошую статью, и напечатать в газете.

Кларк Блез: В «Желтой Стреле», то есть, в книге, которую выпустило у нас New Directions, Вы используете очень любопытный прием: нумерация глав в обратном порядке с 12 до нуля. То есть, появляется возможность, пока мы едем в поезде, который направляется к сломанному мосту, находиться в движении сразу вперед и назад во времени, видимо. Ощущение похоже на то, которое вызывает Итало Кальвино, по крайней мере на мой взгляд: вы одновременно развиваете повествование в том, что по всем приметам является будущим, но на самом деле взгляд на него был направлен из прошлого, которое все время расширяется, и у вас в книге есть некоторые соображения по поводу. Мне было бы интересно знать…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Знаете, Кларк, можно сказать в общем, что люди не видят будущее, это все-таки за гранью человеческих возможностей. Люди всегда видят прошлое, но называют это [то, что они видят] будущим.

Кларк Блез: И… в конце книги ваш персонаж — Андрей — сходит с поезда, даже, в определенном смысле, берет билет для схода с поезда, добывает себе возможность сойти; и уходит куда-то в поле, туда, где находится остальной мир. И он провел, насколько он может сказать, годы провел в этом поезде. Люди там умирали, и к концу там уже целое скопление тел, которые видны у железной дороги. Напрашивается прочтение этого (и действительно, некоторые критики это так прочли) как намек на историю России, по крайней мере, что-то вроде притчи о стране. Также возможно своего рода дзен-толкование: как таинственного, как мистического видения жизненного пути, неопределенности жизненного пути. Хотелось бы спросить вас, над каким из этих возможных смыслов вам больше всего нравилось работать, когда вы это писали? Эта символичность… символ российского общества — то, что вам ближе всего было, — или это смысл философского…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Кларк, вообще-то я так не пишу. Я не занимаюсь придумыванием символов и метафор. Я просто описываю… определенные события, которые происходят в определенном измерении, которое я придумываю. Может быть, это что-то для кого-то означает. Но для меня это означает буквально то, что написано в тексте.

Кларк Блез: Так, буквально то, что написано в тексте…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Но я не знаю, что написанное означает [какое значение может иметь]. Может быть, это не означает ничего. Это есть ровно то, что есть. В этом ведь состоит суть литературы.

Кларк Блез: У нас тут есть несколько фрагментов, можем взглянуть.

«Я вдруг по-новому понял давно потерявшие смысл и приевшиеся слова «В жизни всегда есть место подвигу», каждое утро глядевшие на меня со стены учебного зала. Это была не романтическая бессмыслица, а точная и трезвая констатация того факта, что наша советская жизнь есть не последняя инстанция реальности, а как бы только ее тамбур. Не знаю, понятно ли я объяснил. Скажем, в какой-нибудь Америке, где-нибудь на тротуаре между горящей витриной и припаркованным «Плимутом», не было и нет места подвигу — если, конечно, не считать момента, когда там проходит советский разведчик. А у нас хоть и можно оказаться у такой же внешне витрины и на таком же тротуаре, но произойти это может только в послевоенное или предвоенное время, и именно здесь приоткрывается ведущая к подвигу дверь, но не где-то снаружи, а внутри, в самой глубине души».

Кларк Блез: Вы не один раз говорили, достаточно часто говорите в этой книге — о героизме [о подвиге]. Есть цитата, по-моему, известная из русского писателя: «Благословенна страна, которой не нужны герои». И Америка, наверное, выглядела такой страной, которой не нужны герои так, как они нужны были в Советском Союзе: вот это официальное, «Герой Соц. Труда», Новый Советский Человек, Герой чего бы то ни было…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: А сейчас, можно предположить, бывает Герой России, Герой Украины, Герой Казахстана…

Кларк Блез: У вас в романе важную роль играет понятие «героизма», «подвига». Омон Ра отправляется, помимо всего прочего, в героическое путешествие, как он его понимает, по крайней мере, так это ему преподнесли. Это, на мой взгляд, один из самых печальных моментов, из самых волнующих — предательство подвига. Эта тема, мне кажется, проходит через все ваши произведения. Кто-то пытается совершить подвиг или оказывается близ подвига, и в конце концов бывает высмеян или уничтожен. Например, просто застрелили этого друга, молодого человека, который хотел посвятить себя космосу, быть летчиком-космонавтом. Невозможность стать героем в обществе, которое требует от каждого, чтобы он был героем — видимо, один из важнейших парадоксов в вашем творчестве. Это правда?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Я даже не знаю, потому что, мне кажется, нет общей картины. Каким-то критикам нравятся мои вещи, другие меня просто ненавидят. Не могу сказать, как меня воспринимают «читатели» или «критики». Зависит от человека. А… общей картины у меня нет.

Кларк Блез: То, как быстро, практически сразу, ваше творчество нашло отклик на Западе, вы как-то можете… Вы знаете, почему так случилось?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Нет.

Кларк Блез: Было ли это…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Может быть, потому, что опубликовали?

Кларк Блез: Да, конечно. Но из всех книг, которые могли быть выбраны… судьба-злодейка…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы ведь не думаете на самом деле, что есть дядя, который где-то сидит и выбирает? Да никому дела нет, Кларк. В России это ведь нечто обыденное. Эта учебная дисциплина — «Сильные духом», как она называется в романе, — была реальностью, все-таки. То есть, на самом деле были люди, которые приходили в школы и рассказывали детишкам о том, что они совершили в своей жизни. Советский Союз, в общем-то, был ужасной империей, которой нужны были солдаты, готовые пожертвовать жизнью… ради 10 тысяч человек, живущих на дачах вокруг Москвы. Это было очень цинично. Конечно, это было ужасно, но в то же время достаточно смешно, да?

Кларк Блез: «Ха-ха». Предательство подвига… подвига, осознание того, что с тобой… осознание невозможности подвига или того, что он совершается ради 10 тысяч членов партийной номенклатуры или как бы они не назывались — привело бы, наверное на Западе (давайте поддадимся предрассудкам и предположим, что вы вообще не принадлежите к западной культуре, хотя на самом деле принадлежите), в нашей литературе это привело бы к непреодолимому желанию мести, к непреодолимому желанию разоблачать и бороться. Какова сейчас тема вашей работы? Что вы сейчас пишете?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы знаете, я думаю что это плохая примета…

Кларк Блез: Ах, вам нельзя говорить об этом, нельзя говорить… обсуждать это… Ох, трудно у вас брать интервью, Виктор.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Я просто пытаюсь быть честным, Кларк.

Кларк Блез: Хорошо. Но уже есть книга, которая на подходе.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Да.

Кларк Блез: Уже вышла на русском языке, ее уже перевели и издали в Англии, выйдет здесь уже очень скоро. Что вы можете сказать о ней?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вот та, которая в Англии выходит, называется «Жизнь насекомых». Это роман о насекомых. Фрагмент оттуда напечатают, наверное, в журнале Grand Street, в следующем номере. Возможно, роман выпустят здесь также в форме книги. Это — книга о насекомых, Кларк.

Кларк Блез: Ах, да, конечно.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Об их проблемах, противоречиях, и так далее.

Кларк Блез: Как вы думаете, в книжных магазинах ее будут заносить в графу «энтомология» или «романы»?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: В графу «энтомологические романы».

Кларк Блез: «Энтомологический роман», ясно. Спасибо, Виктор. С вами всегда очень приятно.

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Спасибо, Кларк.

Кларк Блез: Нет, я пока не готов вас отпустить. О вашем опыте пребывания в городе Айова (дайте нам пару секунд)… Каково это — быть Виктором Пелевиным в Айове? Чем вы занимаетесь сейчас? Пишете без остановки? Читаете?

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Лучшая часть этого опыта приходится на те моменты, когда я могу перестать быть Виктором Пелевиным.

Кларк Блез: Это, значит, не такой станок, который все время работает, можно выключить станок «Виктор Пелевин».

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Вы знаете, самый большой недостаток писательства в том, что если проявить неосторожность, писатель в тебе начнет жить вместо тебя. Я думаю, вы знаете, о чем я говорю.

Кларк Блез: Я точно знаю, о чем вы говорите.

Ну что ж, Виктор…

ВИКТОР ПЕЛЕВИН: Я очень доволен здесь, Кларк, и много работаю сейчас.

Кларк Блез: Да, вы работаете. Это огромное удовольствие — пригласить вас сюда. Для тех, кто смотрел и думал: «А какой он человек, этот Виктор Пелевин?» — я замечу, что он не всегда такой несговорчивый в своих ответах, как это может показаться. Огромное спасибо, что пришли, Виктор. До свидания.