Философия и этика стоиков, несомненно, представляют собой нечто большее, чем абстрактное направление в сфере мировосприятия. Это миросозерцание, многие постулаты которого не теряют актуальности в наши дни. Потому что, несмотря на научно-технический прогресс, виртуальные реальности, сверхскоростной транспорт и сложные языки программирования, которые мы осваиваем и используем постоянно, мы все так же беззащитны перед реальностью, в которой есть трагедии, потрясения, утраты и боль. Чем же интересны стоики и их принципы жизни?

Зарождение философии стоицизма

Стоицизм зародился в поздние годы эллинизма (в IV в. до н. э.), вначале в Греции, а затем получил распространение и в Римской империи. Зенон Китийский стал родоначальником этого учения, базой которого служат понятия мужественности, устойчивости, твердости в любых обстоятельствах. В стоицизме не принимаются эмоции, они критикуются за импульсивность и неуправляемость, стихийность возникновения и проявления. Примат разума и жесткое подавление эмоций – основное в философии стоиков. Это, кстати, касалось и искусства спора: с минимумом эмоций, с продумыванием аргументации, с четкой логикой изложения. Именно благодаря стоицизму мы пользуемся сегодня поговоркой «в споре рождается истина». В целом, стоицизм существовал около шести веков, и очень интересен этот опыт в общемировой истории – как влияющий на умонастроения людей самых разных эпох.

Теория стоицизма во всем многообразии ее аспектов

В первозданном своем виде она охватывает сразу несколько направлений мысли: логику, физику, этику. Впоследствии Клеанф вводит в круг ее влияния диалектику, риторику, политику, этику, теологию. С ходом истории образуется крен то в одну, то в другую, то в третью область знаний, но всегда при сохранности базовых принципов стоицизма. Рассмотрим их подробнее.

В восприятии стоиков мир – нечто живое, это «тело Бога». Реальность регулируется Высшим Существом, воле которого противиться бесполезно и неразумно, а потому единственное, что можно сделать, чтобы сохранить свое достоинство и обрести подлинную силу, – это спокойно, неустрашимо и твердо принимать все сужденное роком. Главный враг стоика – это страсть, которая «смешивает карты» и сбивает человека с избранного пути, лишая его силы. Следовательно, главное, чему стоит научиться, – бороться со страстями и быть сильнее их (главными «врагами» стоиков были отвращение, удовольствие, страх и влечение). Это важно не только на индивидуальном уровне, но и на коллективном: стоики были убеждены, что все в мире взаимосвязаны, а потому любое движение человека вызывает некую реакцию в пространстве миров. Поэтому они ратовали за возрастание личной ответственности не только за деяния, но и за образ мыслей.

Главное – оставаться в ладу с собой и своей природой, не вредить ни себе, ни другим. Все принимать с внутренней силой, безропотно, не пытаясь навязать свою волю Божественному промыслу. Эта философия помогала воинам (особенно в преодолении страха смерти), а также всем тем, кто утратил ориентиры. С течением времени благодаря стоицизму и его распространению изменились и сами нравы римского общества: оно стало более объективным по отношению к своим гражданам, способствовало росту их самосознания, увеличению прав и свобод, повышению уровня образования и развития.

Для римлян стоицизм стал тем, чем для средневековой Европы – христианство – столь мощным было влияние этой философии на умы. В последние годы существования стоицизм был воспринят, прежде всего, с точки зрения подчинения человека року и отказу от собственного «Я» - идее своеобразного «растворения в мире». Основное внимание стало уделяться «взаимоотношениям со смертью»: человек готовился к тому, чтобы спокойно и достойно принять смерть, когда она придет, и учился понимать всю естественность этого процесса (наиболее явно эта идея реализована в наследии Эпиктета). Даже великий император Марк Аврелий принял учение стоицизма и стал воплощать его принципы в своей жизни.

Как используются идеи стоиков в наши дни?

Конечно, в наше время применение философии стоицизма в ее классическом варианте невозможно по ряду причин: мы совсем другие, мы испытываем экзистенциальный тупик после эпохи «смерти Бога», мы более свободны и более одиноки, в сравнении с далекими предками. Сегодня умонастроения, сходные с мировоззрением стоиков, тесно сплетены с восточной философией (широко распространенной, в том числе, далеко за пределами азиатских стран), с ее идеями невозмутимости, достижения нирваны (в буддизме), освобождения от пут страстей и сильных эмоций, идеей предопределения (что созвучно принципу рока в греческой и римской философии). Если подойти очень общо, то некоторые принципы стоицизма применяются даже в повседневной психологической практике: например, принцип принятия всех аспектов своей личности с целью ее беспристрастного познания. Ведь то, что мы можем изучить и осмыслить, перестает руководить нами. Получается, высвобождение от эмоций, которое преследовалось с древнейших времен всеми стоиками, происходит сегодня не через их отрицание, но через принятие и переосмысление.

Момент принятия всех моментов жизни – это очень здоровый, с точки зрения психологии, принцип. Чем больше сопротивления и отрицания – тем больше энергии человек теряет на борьбу, вместо того, чтобы изыскивать конструктивные способы совладания с ситуацией. Психологи считают, что существует две реальности: наблюдаемая (то, что происходит вокруг человека) и иллюзорная (субъективная – та, которая содержит отражение и восприятие человеком всего происходящего вокруг). Принятие происходящего как данности, факта, существенно облегчает психическую работу по нейтрализации внутренних конфликтов и драм – это вариация «стоического фатализма», когда срабатывает принцип: «я не могу это изменить, но могу менять свое отношение». И тогда человек представляется наделенным властью над собственным миром, гораздо большей, чем обычно принято считать.

Конечно, принципы стоицизма очень востребованы сегодня и при занятиях восточной борьбой и различными видами боевых искусств. В данном случае стоицизм – это проявление нечувствительности к боли, владение ситуацией, максимальная концентрация не благодаря, но вопреки обстоятельствам. Это умение достойно проигрывать. Та особая «воинская» этика, позволяющая признать факт превосходства сил противника, применить принципы рациональности в организации и поведении боя, явить миру свои выдержку и волю. Не обойтись также без своеобразного отношения к смерти – как справедливого, уместного и своевременного события. Надо признать, что страх смерти – один из самых сильных, с которым мы так и не научились грамотно справляться. Принятие смерти, особенно своей собственной, мудрое к ней отношение, умение спокойно и достойно принять мысль о конечности своей жизни – это, что называется, «высший пилотаж». К этому всегда призывали и стоики, и восточные мудрецы, и духовные подвижники-аскеты, и экзистенциальные терапевты.

Послесловие

Философия стоицизма – это целая веха в мировой истории и теологии, которая дала живительный импульс многим теориям и учениям, которые зародились позже, в эпоху Средневековья. Древние стоики были убеждены, что мир материален, и все его составляющие всегда имеют некое собственное предназначение: будь то мелкая букашка или могущественный император. Вот почему неразумно и даже небезопасно сопротивляться естественному течению жизни: у всего есть свои мотивы и причины, которые простому смертному порой не постичь, и только тот, кто понимает эти закономерности и связи, уважает и чтит их, станет достойным «гражданином мира».

Мудрость – в спокойствии, отстраненности, позиции наблюдения. Сила – в овладении собственными порывами и иррациональными импульсами. То, чему предписано быть, обязательно осуществится. Все мы смертны, и еще никому не удавалось уйти от смерти. Думаете, это про отсутствие выбора? О нет, наоборот, про то, что он есть: можно всю жизнь положить на сопротивление и борьбу с обстоятельствами, а можно спокойно принимать перемены, без которых невозможна жизнь. Можно достичь внутреннего покоя и наслаждаться этим, даря внутренний свет окружающим. А можно сгорать на огне страстей, внося диссонанс в течение жизни и делая близких несчастными.

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте

Филипп Зимбардо, доктор психологии Стэнфордского университета, выбрал несколько добровольцев с устойчивой психикой из студенческой массы, вполне адекватных и нормальных, для того, чтобы прояснить, как тюремные условия воздействуют на психику заключенных и как ощущение безнаказанности влияет на поведение «уполномоченных». Иными словами, было важно, как меняет тюремная ситуация эмоции, когнитивную область и поведение всех вовлеченных в ситуацию. «Надзиратели» и «заключенные» были выбраны случайным путем из числа студентов, задействованных в эксперименте.

Условия «тюрьмы» были приближены к реальным, однако, стоит признать, все равно не шли с ними ни в какое сравнение: «заключенных» довольно сносно кормили, их посещали родители, они содержались в нормальных санитарно-гигиенических условиях, никаких побоев и физического насилия не было (пинки, зуботычины пресекались наблюдателями, удары и побои были недопустимы). Самое главное – «заключенные» знали, что срок их пребывания в «тюрьме» – 14 дней!

Жесткими были следующие факторы: «заключенным» надевались на голову мешки при переводе из помещения в помещение. Будучи «подчиненными», студенты в роли «заключенных» только централизованно занимались физическими упражнениями, гуляли, принимали пищу, носили одинаковую одежду – без нижнего белья и шнурков в ботинках, содержались по 3-4 человека в камерах (было описано также наказание в виде одиночного карцера для непокорных). Все имена были «забыты», «заключенным» были присвоены номера.

Над всеми участниками было установлено круглосуточное наблюдение.

Итог эксперимента, потрясшего общественность

Мы не будем подробно описывать весь ход эксперимента – это ярко, образно и даже в чем-то беспощадно сделано Ф. Зимбардо. Уже к исходу первой недели была замечена общая подавленность и пассивность «заключенных», неуклонное возрастание агрессии «надзирателей». Участники эксперимента действительно четко разделились на противостоящие группы (как замечали некоторые «надзиратели», вид беспомощного, плохо одетого и униженного человека провоцировал злость и желание еще больше унизить его). Основной вывод, о котором пишет Зимбардо, неутешителен: среда влияет на личность гораздо больше, чем мы привыкли считать. И влияние ситуации на мысли и поведение человека никогда не стоит сбрасывать со счетов.

«Власть ситуации сильнее всего проявляется в новой обстановке, в которой мы не можем опираться на предыдущий опыт и знакомые модели поведения» (Ф. Зимбардо).

К этому можно присовокупить оправдание известной «теории разбитых окон»: запустение и нищета, нахождение среди криминальных элементов активизируют способности к преступлению. Почему это происходит? Потому что задействованы, прежде всего, эмоции – отнюдь не разум руководит преступниками. И тогда общая атмосфера безнадежности, ощущение несправедливости мироустройства, поддержка этого в значимой социальной среде, неприятие других, «благополучных», провоцируют на противоправные действия.

Источник: Филипп Зимбардо «Эффект Люцифера»

В этой книге с характерным названием речь идет о нашумевшем эксперименте, проведенном в конце 70-х гг. над студентами-добровольцами из Стенфордского университета. Эксперимент был прекращен вследствие антигуманного влияния на его участников: первоначально задуманный на две недели, он не продлился столько, сколько было запланировано. Причем сам Ф. Зимбардо честно замечает: если бы не внешнее вмешательство, сам он не прекратил бы течения эксперимента досрочно, потому что невольно оказался вовлеченным в него и даже потерял ощущение реальности. Очень ценное и честное признание для психолога. Так в чем же суть этого опыта?

Эксперимент, признанный одним из наиболее жестоких в психологии

Филипп Зимбардо, доктор психологии Стэнфордского университета, выбрал несколько добровольцев с устойчивой психикой из студенческой массы, вполне адекватных и нормальных, для того, чтобы прояснить, как тюремные условия воздействуют на психику заключенных и как ощущение безнаказанности влияет на поведение «уполномоченных». Иными словами, было важно, как меняет тюремная ситуация эмоции, когнитивную область и поведение всех вовлеченных в ситуацию. «Надзиратели» и «заключенные» были выбраны случайным путем из числа студентов, задействованных в эксперименте.

Условия «тюрьмы» были приближены к реальным, однако, стоит признать, все равно не шли с ними ни в какое сравнение: «заключенных» довольно сносно кормили, их посещали родители, они содержались в нормальных санитарно-гигиенических условиях, никаких побоев и физического насилия не было (пинки, зуботычины пресекались наблюдателями, удары и побои были недопустимы). Самое главное – «заключенные» знали, что срок их пребывания в «тюрьме» – 14 дней!

Жесткими были следующие факторы: «заключенным» надевались на голову мешки при переводе из помещения в помещение. Будучи «подчиненными», студенты в роли «заключенных» только централизованно занимались физическими упражнениями, гуляли, принимали пищу, носили одинаковую одежду – без нижнего белья и шнурков в ботинках, содержались по 3-4 человека в камерах (было описано также наказание в виде одиночного карцера для непокорных). Все имена были «забыты», «заключенным» были присвоены номера.

Над всеми участниками было установлено круглосуточное наблюдение.

Итог эксперимента, потрясшего общественность

Мы не будем подробно описывать весь ход эксперимента – это ярко, образно и даже в чем-то беспощадно сделано Ф. Зимбардо. Уже к исходу первой недели была замечена общая подавленность и пассивность «заключенных», неуклонное возрастание агрессии «надзирателей». Участники эксперимента действительно четко разделились на противостоящие группы (как замечали некоторые «надзиратели», вид беспомощного, плохо одетого и униженного человека провоцировал злость и желание еще больше унизить его). Основной вывод, о котором пишет Зимбардо, неутешителен: среда влияет на личность гораздо больше, чем мы привыкли считать. И влияние ситуации на мысли и поведение человека никогда не стоит сбрасывать со счетов.

«Власть ситуации сильнее всего проявляется в новой обстановке, в которой мы не можем опираться на предыдущий опыт и знакомые модели поведения» (Ф. Зимбардо).

К этому можно присовокупить оправдание известной «теории разбитых окон»: запустение и нищета, нахождение среди криминальных элементов активизируют способности к преступлению. Почему это происходит? Потому что задействованы, прежде всего, эмоции – отнюдь не разум руководит преступниками. И тогда общая атмосфера безнадежности, ощущение несправедливости мироустройства, поддержка этого в значимой социальной среде, неприятие других, «благополучных», провоцируют на противоправные действия.

Деперсонализация как убийственный для личности процесс

Очень значимый фактор личностных изменений – ситуация деиндивидуализации, когда с человеком обращаются как с «номером», не выделяют его из массы, не видят и не уважают его потребностей – что и происходило с «заключенными». Как это влияет на внутренние процессы?

Сужается восприятие до только актуальной ситуации, формируется «тоннельное» зрение, когда важным и значимым становится исключительно момент «здесь и сейчас», а прошлое и будущее словно отсекаются (многие студенты воспринимали свою предыдущую жизнь «как во сне», призрачную и далекую, причем это касалось и «надзирателей», и «заключенных»). Потеря корней и перспективы выбивают почву из-под ног, и тогда актуальные сиюминутные эмоции начинают управлять человеком. Ситуация давления социума стирается, становится неважно, кто и как воспринимает человека, появляется философия «каждый сам за себя» или, в более жестком варианте, «человек человеку волк». (Сложно избавиться от ощущения, что вся русская «лагерная литература»: романы А. Солженицына, мемуары, переписка, сохранившаяся с лагерных лет в России, - все это многоголосым хором подтверждает выводы Ф. Зимбардо, проведшего полуторанедельный эксперимент в искусственных условиях).

Как реализуется механизм деиндивидуализации?

Если для обычных человеческих отношений нормальным считается взаимодействие из позиций: «я» – «ты» (субъект-субъектные отношения), то в условиях ограничения свободы, истирания личностных особенностей происходит взаимодействие: «я» – «это», «это» – «это» (субъект-объектные и объект-объектные отношения). Вспомним то, что хором твердят практикующие психологи: как только в реальной жизни возникают объектные отношения, они искажают все взаимодействие и неизбежно приносят с собой драмы и разочарования. Все потому, что такой тип взаимоотношений приводит к насильственной утрате личностной целостности: личность, вместо своего многоаспектного потенциала, воспринимается лишь в своей малой части, что обедняет ее и сужает возможные амплуа.

Стирание границ и особенностей собственной личности неизбежно ведет к аналогичному отношению к другим. Как не без остроумия выражается Ф. Зимбардо, высказывая свои наблюдения, «почти все студенты семинарии – девяносто процентов – упустили шанс стать добрыми самаритянами, потому что очень спешили прочесть проповедь о добром самаритянине».

С кем ты: с нами или против нас?

С этим вопросом столкнулись все участники эксперимента, но особенно показательным оказался опыт «надзирателей». Как было показано на практике, и среди этой группы невозможно было «остаться чистеньким» и «умыть руки». Конечно, упоение собственной безнаказанностью и властью захватило в той или иной степени многих, но были те, кто поначалу предпочитал не чинить насилие и остаться в стороне. Через неделю группа «союзников» склонила их к четкому выбору собственной позиции. Еще один интересный вывод Ф. Зимбардо: ничто не объединяет людей сильнее, чем совершенное вместе преступление, «лояльность по отношению к группе тем выше, чем серьезнее инициация для вступления в нее». Нередко и в криминальной среде обычной практикой выступает требование к вновь прибывшим доказать свою лояльность и преданность группе. И требование это предполагает совершение таких действий, которые требуют отречения от привычной манеры поведения, переступание определенной черты – для того, чтобы человеку казалось: пути назад уже нет.

Почему так названа книга?

Она не о том, как «плохие» студенты получили возможность самореализоваться – подробные характеристики участников эксперимента, приведенные в книге, исключают такое понимание. И книга, конечно, не о том, сколь плохи нравы в студенческой среде, американской либо любой другой. Книга – о том, что в каждом из нас сидит «Люцифер», который при условии анонимности, расширения полномочий и вседозволенности, всегда присущих групповой ответственности, обязательно – в каждом из нас – проявляет себя. Другое дело, как с ним справляться. Выводы, сделанные Ф. Зимбардо, коренным образом меняют представления о заключенных как «людях второго сорта» (особенно заключенных не по криминальным поводам), объясняют отсутствие «героев-одиночек» в условиях тюрьмы, неизбежную деформацию личности того, кто надзирает. Ф. Зимбардо идет еще дальше и ставит очень жесткие вопросы содержания заключенных в тюрьмах вообще, в том числе в Ираке. Опыт ознакомления с экспериментом, проведенным американским психологом, очень показателен и заставляет еще раз задуматься о тех демонах, которые живут внутри нас.

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте

Каждый человек мог бы написать минимум две книги – свою биографию и биографию своего кумира. Однако довольно сложно заинтриговать мемуарами широкую публику. То ли сценарий жизни персонажа должен быть колоритным, то ли язык написания виртуозным. Книга Даниила Гранина притягательна по обеим причинам. В ней представлено жизнеописание советского ученого – Александра Александровича Любищева, «не то математика, не то биолога», дилетанта до глубины души. «Дилето» в переводе с итальянского «удовольствие», соответственно, дилетант – это человек, получающий от всего удовольствие. Приводя столь примечательный лингвистический факт, автор добавляет немного пикантности в свое блюдо литературной кухни и вызывает желание познакомиться поближе с человеком, довольным жизнью, этой странной жизнью.

Ключ к лучшей жизни или авторская система учета времени

Книга вышла в 1974 году тиражом в 100 тысяч экземпляров и вызвала исключительный резонанс в советском обществе. Безусловно, главный герой – человек невероятных способностей, разносторонний гений. Не менее талантливому Даниилу Гранину удалось максимально приблизить читателя к жизни советского ученого, раскрыть его ключ к счастью на каждый день. Тем самым ключом является уникальная система учета времени, которая была введена Любищевым 1 января 1961 г. Символичное начало новой жизни в новом году.

«Ульяновск. 8.4.1964. Систематическая энтомология: определение Псиллиолес, конец – 2 ч.20 м. начало сводки о Псиллиолес – 1 ч.05 м. (1,0).
Дополнительные работы: письмо Давыдовой и Блхеру, шесть стр. – 3 ч. 20 м. (1,0). Передвижение – 0,5.
Отдых: брился. Ульяновская правда – 15 м. известия -10 м. Литгазета – 20 м.; А. Толстой «Упырь» - 65 стр. – 1 ч. 30 м. Слушал «царскую невесту». Римский-Корсаков.
Всего основной работы – 6 ч.45 м.» [3].

Дневники А. А. Любищева содержали доскональные пошаговые действия, расписанные, словно ингредиенты в рецепте прошедшего дня. Д. Гранин штудировал подробные сухие фрагменты с пристальным вниманием, испытывал недоумение и глубочайший интерес к тому, что скрывают эти отчеты о каждом действии. Разумеется, ему удалось уловить сакральный смысл задуманного. Однако автор не спешит раскрывать читателю все карты, повествование обретает детективный почерк. При этом художественность произведения, его изысканность и метафоричность не уступают по глубине и чувству стиля романам великих классиков. Даниила Гранина называли «не очень средний, а довольно-таки вышесредний советский автор» [2], и это, пожалуй, самые скромные слова в адрес литератора.

Переговоры со временем

Умы всего человечества разных эпох издавна стремились подчинить время. Постиндустриальный этап развития общества только усилил это стремление. «Швейцарские счетчики» на наших руках создают иллюзию контроля над ситуацией. Каждое новое изобретение нацелено на экономию времени: транспорт, телефония, интернет. Несколько кликов по экрану монитора способны удовлетворить все человеческие потребности. На основе книг снимают фильмы с целью ускоренной передачи сюжета. И, тем не менее, нехватка времени ощущается все острее.

Порой у человека в течение дня появляется некое «окно», которое нужно хоть чем-то заполнить. К сожалению, время не знает остановок, его нельзя не тратить, нельзя заморозить, оно бескомпромиссно продолжает ускользать.

Существует главный эффективный принцип управления временем: выполнить все задачи невозможно [5]. И система математически выверенного учета принимала во внимание данный принцип. Более того, Любищеву удалось уловить духовную связь между человеком и летоисчислением. Он словно вступил в диалог с минутами при помощи своих дневников. С годами наш герой обострил в себе шестое чувство – чувство времени. Работоспособность ученого, на удивление, из года в год магически возрастала.

При серьезном отношении к делу обычно отклонение фактически проработан ного времени от намеченного бывает в 10%. Часто бывает, что не удается проработать намеченное количество книг, создается большая задолженность. Часто появляются новые интересы, а потому задолженность бывает велика, и скоро ликвидировать ее невозможно, а по тому имеет место невыполнение плана. Бывает невыполнение плана по причине временного упадка работоспособности. Бывают внешние причины невыполнения плана, но во всяком случае, мне ясно, что планировать свою работу необходимо, и я думаю, что многое из того, чего я достиг, объясняется моей системой [3].

Библия тайм-менеджмента

Книга Даниила Гранина не является справочным материалом [1] или перечнем неодушевленных фактов. В повествование аккуратно вплетены скрупулезные детали из жизни, примеры научных работ Любищева, эпизоды цитирования главного героя.

Современные руководства по тайм-менеджменту предлагают удивительные техники экономии времени. Но, как правило, читатель забрасывает любую из них. Данный момент обусловлен отсутствием глубинной духовной мотивации. Иными словами, идеи на эмоциональном уровне. Кроме того, пособия подобного плана имеют цель обхитрить время, успеть больше, чем оно позволяет. «Время летит - это плохая новость. Хорошая новость - вы пилот своего времени» [4]. А. А. Любищев придерживался иной тактики. Своими подсчетами минут он словно вдыхал жизнь во временной поток и стремился к формированию доверительных отношений между человеком и временем. Любищева переполняла идея. Недаром «Эта странная жизнь» считается началом развития тайм-менеджмента в России.

Жизнь Любищева является не столько эталоном временного распорядка, сколько образцом отношения к жизни. Изучив данный образец, Гранин спешит рассказать людям о сочетании грамотного использовании времени и получения удовольствия от каждого происходящего момента. Печатный экземпляр станет для читателя персональным приглашением в долгую-предолгую счастливую жизнь.

Источники:

1. Альтшуллер Г.С. О системе А.А.Любищева // http://www.improvement.ru/bibliot/altshull.shtm
2. Бурьяк А.В. Даниил Гранин как выразитель лучшего в советском // http://bouriac.narod.ru/PORTRAYS/Granin.htm
3. Гранин Д.А. Эта странная жизнь. М. 1974
4. Тайм-менеджмент: управление временем // https://4brain.ru/time
5. Хронометраж: концепции Франклина и Любищева // http://www.elitarium.ru/khronometrazh_franklina_ljubishheva

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте

«Мой Бог – дитя, так что [не] удивительно, что дух этого времени во мне яростно подвергает его осмеянию и презрению. Каждый шаг, приближающий меня к душе, вызывает презрительный хохот моих бесов, трусливо наушничающих и приготовляющих яды». К.–Г. Юнг.

ХХ век привнес в мировую культуру нечто новое – то, чего было лишено классическое Средневековье, Возрождение и Просвещение: идею «смерти Бога», «антихриста» (так называется философская работа Ф. Ницше), ряд «проклятых вопросов». И дело было не только в кризисе сознания начала прошлого века, но и в исторических потрясениях, которые пережили европейские и славянские страны, опыте геноцида, размахе зла, небывалом до сих пор. С этой точки зрения работы Юнга, включая те, где затрагивается идея религиозности, характерно вписаны в контекст первой половины ХХ века.

Погружение в глубины психики

По сути, Юнгу удалось предвосхитить то, что было реализовано в художественной культуре и стало частью мировоззрения человека ХХ века. Во многом причиной был и собственный опыт Юнга, который отчасти можно назвать мистическим, – известна его «Красная книга» («Новая книга»), создававшаяся несколько десятилетий, с момента ссоры с Фрейдом до 1930 года. В ней Юнг «спасался»: писал о своем опыте фрагментации, о переживаниях, которые блокировали часть психических процессов, во избежание распада личности. Этот опыт Юнга стал не только фактом его личной биографии, но и примером бесстрашного, безоглядного, в чем-то даже опасного погружения внутрь себя.

«Юнг стал человеком «двух миров», в то время как Фрейд предпочитал свести психическую реальность, где это возможно, к одному миру («где было Ид, там станет Эго»). Это различие является фундаментальным при оценке относительного вклада Фрейда и Юнга в психологию религиозного опыта» [1].

Читая работы Юнга («Структура бессознательного», «Архетип и символ» и другие), поражаешься, сколь сильно его доверие к внутреннему миру человека, какой огромный потенциал видит Юнг в восстановительных силах, регуляторных механизмах и ресурсах самого человека. Если до ХХ века в культуре было принято выносить идею Бога за рамки человеческой жизни – Бог персонализировался, представал антропоморфным, «ведал» сферами Ада и Рая, поощрял, наказывал, подобно некоей внешней силе, иногда авторитарной, то ХХ век – это время кардинальной смены парадигмы. Бог понимается как внутренняя сила, совесть, чувство меры, эмоциональные реакции, несущие подлинность ощущения жизни, внутренние императивы и т. д. В одной из своих работ Юнг прямо указывает на то, что религиозность вообще не имеет ничего общего с идеей персонифицированного Бога.

Говоря, например, о процессе художественного творчества, Юнг пишет: «Материал, то есть переживание, подвергающееся художественной обработке, не имеет в себе ничего, что было бы привычным; он наделен чуждой нам сущностью, потаенным естеством, и происходит он как бы из бездн дочеловеческих веков или из миров сверхчеловеческого естества» [2, с. 129]. И это при том, что веками складывалась традиция понимания творческого взлета как «божественного вдохновения», чего-то ниспосланного свыше. По Юнгу, человек подвластен отнюдь не абстрактному Богу, но своему психическому наследию, начиная от семейных, родовых связей, до априорного усвоения общечеловеческого опыта. Богом Юнг считал огромные, малопонятные и малознакомые пласты человеческой психики, которые реализуются в культуре и жизни архетипическими, повторяющимися моделями, они имеют собственные внутренние закономерности, которые порой намного сильнее отдельно взятой человеческой воли. И нередко человек, видя тщету своих стараний или то, что воля его разбивается о непреодолимую преграду, склонен объяснять это силой, которая сильнее его, и считать ее божественной.

По сути, до развития психологии в ХХ веке идея Бога не подвергалась серьезной критике и принималась в ряде культур. Это знакомый феномен – часто необъяснимое наделяется сверхъестественными характеристиками. Но как только появляется знание и понимание, весь таинственный флер спадает, и явление переходит в разряд объяснимых. Именно открытие З. Фрейдом и К.-Г. Юнгом сферы бессознательного стало эпохой на пути открытия и познания Бога, его новой интерпретации – как некоего внутреннего комплекса, являющегося частью человеческой психики.

Потенциал деперсонализированного Бога

Бог-идея, Бог-часть мира каждого человека, Бог как врожденный нравственный ориентир – скорее, такая трактовка ближе юнговскому пониманию религиозности, не имеющей ничего общего с ортодоксальными верованиями. И это, опять же, органично вписано в атмосферу ХХ века, когда наметилось четкое разграничение церкви как социального института, упорядочивающего общественную жизнь, и собственно религиозного чувства, которое вообще может быть никак не связано с внешними ритуалами и привычными церковными атрибутами. Как отмечает М.-Л. Фон Франц, Юнг говорил: «Все преобладающее и неизбежное может быть названо Богом (власть, деньги, алкоголь, секс и т. д.)» [2]. Эти аспекты есть не что иное, как мощные комплексы внутри человека, такой сплав энергии, которому сложно сопротивляться, ибо за ними всегда – всегда! – стоит некая психическая причина, побуждающая к тому или иному поведению.

И такое постоянное обращение К. Юнга к своему субъективному миру, прислушивание к ощущениям, чувствам, впечатлениям от снов и придание всему этому настолько большого значения, что этот субъективизм становится основой его научных рассуждений,– характерная черта очень многих его текстов. Юнг пошел еще дальше – и начал трактовать культурные достижения – прозу, стихи, живопись, музыку в качестве реализации ряда глубинных архетипов, которых не столь много, как может показаться, и которые имеют абсолютно уникальную логику реализации. Архетипы Тени, Старца, Матери, Анимы/Анимуса, четверки и другие, описанные Юнгом, сегодня анализируются и психологами, и филологами в различных произведениях мировой культуры.

К примеру, опыт прочтения Библии как иносказательного текста, в котором действуют идеи, но не реальные фигуры, помогает понять, что не сюжет – главное в Книге Книг, но идеи и законы, персонифицированные для простоты и доступности понимания. И с этой точки зрения Библия расценивается как руководство жизни для человека предшествующих эпох, с тем уровнем сознания, до которого он был развит. А сегодня многие архетипические вещи в Библии могут переосмысливаться и обретать более глубокий смысл – не как руководство, но как мудрые притчи, повествующие о нравственном и осознанном поведении. Поэтому попытка Юнга деперсонализировать Бога оказалась больше чем просто революционным шагом, затрагивающим основы религии. Она стала новой призмой восприятия культурного общемирового наследия.

Литература:

• 1. Калшед, Д. Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию. Электронный ресурс: Режим доступа: http://www.koob.ru/kalsched_d/. Дата доступа: 2.05.2017.
• 2. Юнг, К.-Г. Феномен духа в искусстве и в науке. – М.: Ренессанс, 1992.
• 3. Мария-Луиза фон Франц. Психотерапия. Электронный ресурс: Режим доступа: https://castalia.ru/perewody/posledovateli-yunga-perevody/2623-mariya-luiza-fon-frants-psihoterapiya-glava-7-religioznaya-podopleka-problemyi-puer-aeternus.html. Дата доступа: 19.04.2017.

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте

В этой статье мы рассмотрим сразу два вопроса: проанализируем книгу Сергея Шефова и затронем проявление аспектов горевания в повседневной практике. Книга затрагивает важные практические стороны помощи горюющему, фактически учит нас конструктивным стратегиям совладания с горем - так, чтобы это не приводило к депрессии или неврозу.

...На вопрос: «С чего начинается человек?» М. Мамардашвили ответил: «С плача по умершему». И эту цитату, приведенную в книге С. Шефова «Психология горя», стоит поставить эпиграфом и к ней самой, и к нашей статье. Действительно, то, как справляется человек с потрясением, является своеобразной лакмусовой бумажкой и проверкой его на стойкость.

Проблема переживания страха смерти, формирования адекватного к ней отношения сегодня приобретает поистине огромные масштабы. В нашей культуре нет нормальных механизмов совладания с горем – ведь если бы они были, то мы бы знали, что и как говорить человеку, недавно потерявшему близкого, а не выдавливали бы из себя скупое «Соболезную» или «Держитесь». Онкопациенты или смертельно больные так не боялись бы признаваться близким в наличии проблемы, а после обнародования своего диагноза не оставались бы в пугающей изоляции. Часто окружающие теряются, не понимая, можно ли говорить о грядущей смерти и как это делать, и тогда ведут себя в присутствии ракового больного либо как ни в чем не бывало, обесценивая тем самым факт болезни, либо поддерживая лицемерно-оптимистичный тон, что еще больше отдаляет, не позволяет выйти на нормальный уровень контакта. Что и говорить, тема смерти табуирована в нашем обществе, и это приводит к нарастанию тревог и страхов, с ней связанных, провоцирует культивирование вечной молодости и красоты в глянцевых изданиях, стремление быть всегда моложе своих лет, шок от известий о серьезных болезнях близких или своей. Смерть для нас всегда неожиданна, мы всегда не готовы к ней и не знаем, как корректно себя вести с тем, кто потерял родного человека.

Как справиться с потерей близкого?

В книге Сергея Шефова «Психология горя» дается ряд значительных рекомендаций, которые важны как для специалистов, кризисных психологов, так и для всех остальных, тех, кто хоть когда-то переживал потерю – а таких абсолютное большинство. Самое главное – это иметь в виду, что все чувства – подавленности, отчаяния, боли – вполне естественны. Нужно дать им право быть и время на то, чтобы они переживались со всей интенсивностью. Со смертью близкого весь уклад жизни, самоощущение оставшихся уже никогда не будут прежними. Это нелегко принять, но, тем не менее, необходимо. Поможет вера в новые цели и в то, что период скорби и тоски обязательно сменится иным, более ровным состоянием. Горе нужно отгоревать – не заталкивая его внутрь, не консервируясь в нем, не превращая квартиру в мемориал. Это очень непросто, но только так можно прийти к уравновешенности и возвратиться к обычному ритму жизни.

Переживая уход близкого, важно сохранять обычный жизненный стиль: «Избегайте принятия кардинальных решений и больших жизненных перемен (переездов, смены работы или значимых взаимоотношений) в течение первого года после утраты. Это поможет вам сохранить свои корни и чувство безопасности», - пишет С. Шефов. Хорошим выходом из погружения в тему смерти, опыта похорон и всего, что требовала ситуация, хотя бы на время, может стать помощь другим или нечто, что приносит радость и отвлекает (хобби, поездка, временная смена впечатлений). Здесь самое основное – позволить своему состоянию быть. Часто в обыденном сознании существует страх сильных эмоций (он есть и у детей), и недостаточный уровень зрелости личности иногда гонит человека прочь от страданий и боли, воспринимая это как «отклонение от нормы». На самом деле, нормой является весь спектр чувств, и ненормально, скорее, отсутствие тех чувств, которые традиционно считаются «негативными», некомфортными. Но, как ни странно, именно через боль можно почувствовать истинного себя, ощутить себя – живым, настоящим, признать свою связанность с другими. Погружаясь в горе, нужно просто оглянуться и увидеть, что есть рядом те, кто готов помочь: это члены семьи, друзья, коллеги, психолог или психотерапевт. Не стыдно обращаться за поддержкой, наоборот, так можно дать и другим почувствовать свою значимость и свой потенциал. «Горевание вместе» облегчает состояние оставшихся.

Кризисная психология: восстановление после потери

Если говорить о специалистах-психологах, имеющих дело с гореванием в силу своей профессии, то базовыми принципами терапии клиента здесь выступают следующие:

1. Разрешение на разговор об умершем. Чем больше клиент говорит об ушедшем, тем эффективнее будет терапия. Будут уместны вопросы, поощряющие воспоминания: о качествах и чертах характера умершего, о его достоинствах и недостатках (во избежание идеализации, которая часто случается), о его привычках, способах выражения чувств и так далее.

2. Разрешение на разговор о смерти: как произошла смерть, каковы были последние мгновения совместности, получилось ли проститься. Важно проработать недоделанное: клиент нередко может винить себя в том, что чего-то не сделал, часто срабатывает принцип магического мышления: «если бы я сделал то-то и то-то, он бы не умер» - так формируется база для комплекса вины перед умершим, а это отравляет годы и годы жизни. Здесь эффективен метод «пустого стула», о котором знают психологи.

3. Поощрение разговоров о похоронах - как они прошли, о посещении могилы, о том, что стало с имуществом умершего.

Если смерть повергла в шок

Пребывающего в состоянии шока легко узнать по замедлению реакций, ощущению «нездешности», эмоциональной притупленности. Тогда поможет следующее:

4. Называние по имени, чтобы вернуть к реальности, простые вопросы.

5. Привлечение внимания с помощью значимых раздражителей (например, вещей умершего).

6. Прикосновения к потерпевшему утрату.

В состоянии шока человек «замораживается» и перестает адекватно оценивать происходящее, и это вполне понятная и эффективная защита от сильного потрясения. Но слишком долгое пребывание в подобном состоянии еще более усугубляет ситуацию – после «заморозки» интенсивность приостановленных чувств еще сильнее обрушивается на человека, и нередко тогда, когда остальные уже отгоревали, и тогда не совсем уместными для окружающих могут показаться такие интенсивные эмоции. Человек рискует остаться в одиночестве. Поэтому «принцип реальности» помогает постепенно обрести способность нормально функционировать.

Вина перед умершим

Это чувство очень распространено: давно доказано, что тем труднее переживается смерть близкого, чем сложнее были взаимоотношения. И это понятно: ведь человек всегда горюет и о себе тоже – именно о своем одиночестве, о том, что никогда уже не будет испытывать того, что давал ему значимый близкий. Гармоничные отношения с умершим дают ресурс нормально перенести утрату – ведь весь потенциал отношений был верно использован еще при жизни ушедшего. Но когда отношения оставляли желать лучшего, тогда начинается скорбь не только о нем, но и о нереализованном потенциале, о собственной загубленной или впустую потраченной жизни, и эта потеря для человека, конечно же, ничем невосполнима. Что делать?

С. Шефов предлагает следующее:

7. Помочь этому чувству выплеснуться. Еще в самом начале очень важно признать наличие вины. И, кстати, ее переживание еще не свидетельствует о ее объективности.

8. На следующем этапе должен прозвучать важный вопрос: что хотелось бы сделать со своей виной? И здесь психологу важно замедляться вовремя: отнюдь не всегда чувство вины нужно убирать, предупреждает С. Шефов, хотя очевиден первый импульс помогающего психолога – как можно быстрее облегчить состояние клиента. Иногда клиент бессознательно даже сопротивляется терапии, потому что личности важнее пока сохранить эту вину как базу для дальнейшего развития.

9. На третьем этапе работы важно определиться, какая именно вина гложет клиента: невротическая либо экзистенциальная. В первом случае всегда налицо несоответствие объема переживаний действительному содержанию «ошибок». Невротическая вина проявляется тогда, когда кто-то из окружения клиента склонен обвинять его в чужой смерти. Экзистенциальная вина – это та, с которой человек подсознательно еще не созрел расстаться, она, как ни парадоксально, несет некий позитивный для клиента смысл. Вы спросите: какой же? Это может быть важный жизненный вывод о том, что лучше использовать весь потенциал конструктивных отношений при жизни человека, лучше концентрироваться не на временном, но на вечном – испытывать чувство благодарности за то, что человек – каким бы он ни был – рядом, за то, что он, как умел, выражал свои чувства, поддерживал, и тогда стоит пересмотреть уровень своих ожиданий от других, еще пока живых людей. Иногда вина не просто не мешает – она необходима, и именно в таких случаях может произойти интенсивный рост самосознания и совести человека, выработка новых моральных критериев.

Культура горевания

Несмотря на негласный запрет в нашем обществе на выражение сильных эмоций, выплакаться горюющему нужно обязательно. Неслучайно на Руси издревле приглашались на похороны бабки-плакальщицы, причитания и голошения которых помогали всем присутствующим выразить свое горе в слезах и тем самым облегчить свое состояние. Сегодня эта традиция практически умерла (разве что в некоторых деревнях еще поддерживается), но тогда необходимо понимать, что важны какие-то катализаторы, которые могли бы способствовать выходу всех эмоций, переживаемых в связи со смертью близкого. Помимо этого, не стоит забывать, что подрастают дети и жадно впитывают от взрослых разные схемы поведения, в том числе и модель горевания. Если взрослые предпочитают скрывать, подавлять свои эмоции, «чтобы не расстраивать детей», то дети бессознательно усваивают неприемлемость выражения эмоций, и тогда, подрастая, не умеют грамотно совладать с ними. Очень многие свои страхи мы бессознательно транслируем детям, поэтому у них обязательно должен быть опыт прощания с умершим близким, как своеобразное приучение к смерти и к ее адекватному восприятию. Если близкий умер далеко и ребенка не могут взять на похороны, стоит сделать несколько фото похорон и потом показать ребенку, чтобы он понял: смерть состоялась и никто не «уехал командировку навсегда» - замалчивание факта смерти еще больше стимулирует страхи, как и любая таинственность.

Очень помогают и взрослым, и детям ритуалы, связанные со смертью и похоронами: посещение могилы и уход за ней, отмечание годовщин, связанных с покойным, посещение храма, если это принято в семье. Любой ритуал упорядочивает жизнь, порождает ощущение повторяемости и стабильности, помогает убрать иррациональные переживания. И чем меньше страхов и тревог по поводу смерти у взрослых, тем более здоровой будет психика детей. Дети интересуются смертью, спрашивают о ней (где-то с 4-5 лет) – даже тогда, когда прямого опыта переживания чужой смерти у них нет, и здесь родители оказываются в затруднительной ситуации: как объяснить этот феномен ребенку? Тут бы самому понять, что такое смерть и что происходит потом. И уже не столь важно, во что верит родитель: в реинкарнацию, христианский рай или в невозможность загробной жизни как таковой – важно не что, а КАК он сообщает об этом ребенку. Если со страхом – ребенок тут же считывает это и заражается страхом от взрослого. Если спокойно, рассчитывая на детский возраст, не драматизируя, но и не упрощая чрезмерно, - ребенку легче будет воспринимать эту тему. Вот почему так важно соблюдение экологии горевания не только для нас самих, но и для наших детей. Остается только мечтать о том, что с течением времени и с изменением культурного канона, который мы наблюдаем уже сейчас, появятся новые механизмы совладания с горем и сильными эмоциями и помогут нам обрести целостность и психическое здоровье.

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте

Русский психолог Л. С. Выготский был замечен на Западе как раз введением нового для первой трети ХХ века понятия – «зона ближайшего развития». Уоллесом Диксоном, доктором философии, заведующим кафедрой психологии в Восточном государственном университете Теннесси, открытие зоны ближайшего развития Л. Выготским было внесено в список наиболее значимых для детской психологии ХХ века. И сегодня в современной европейской и российской педагогике активно используется это понятие, обозначающее феномен, уже подтвержденный многолетней практикой. Но с ним мы встречаемся отнюдь не только в учебных аудиториях или научных монографиях. Он проявляется в повседневной практике общения взрослого с ребенком любого возраста. Давайте разберемся в его содержании.

Теория интеллектуального развития

Речь именно о стимуляции развития интеллектуального потенциала. Л. С. Выготский исходит из концепции поступательного развития личности и считает, что здесь последовательно задействованы два психических уровня: зона актуального и зона ближайшего развития.

Л.С. Выготский продемонстрировал, что существует тесная корреляция развития интеллекта и потенциала обучения ребенка, степени усвоения вновь обретенных знаний: эффективное обучение обеспечено, если учитывать зону актуального развития ребенка (то, что он умеет и знает в настоящее время) и зону ближайшего развития (то, чему он может научиться сам, в ближайшее время, с минимальным участием взрослого). Навыки, приобретенные сначала под наблюдением взрослого, а потом самостоятельно, все свободнее и увереннее переходят в багаж прочно усвоенного опыта. Затем ставятся новые интеллектуальные задачи, которые вводятся в зону ближайшего развития, и ребенка готовят к самостоятельному их разрешению. Так постепенно расширяется опыт и нарабатываются важные умственные навыки. Основной принцип, провозглашенный Л. С. Выготским, таков: обучение должно опережать развитие. Переводя на язык педагогики, ребенку эффективно ставить задачи, посильные для самостоятельного разрешения, а роль взрослого должна сводиться к минимуму. Под зоной ближайшего развития Л. С. Выготский понимал разницу уровня актуального развития (исходя из сложности задач, посильных для интеллектуального усилия самого ребенка) и уровня последующего развития (задачи, выполнение которых достигается с помощью старших и во взаимодействии с ровесниками).

Этот подход сегодня активно применяется в европейской педагогике, когда решение индивидуальных и групповых задач происходит в ходе обучения под наблюдением, но без активного участия учителя. Характерно, что, например, в финских школах ученики по одному сидят за партами, выполняют нередко индивидуальные задания по собственной программе, исходя из уровня собственных актуальных знаний, и эти программы могут отличаться от программ соседа. В отечественной педагогике роль учителя выражена более ярко, однако принцип составления школьных учебников тоже учитывает теорию Л. С. Выготского. Чаще всего структура учебников такова: изложение новой темы, объяснительные, иллюстративные задания (когда ученик, применяя новые знания, должен объяснить те или иные феномены), упражнения для закрепления материала, задания для самостоятельной работы, блок заданий творческого характера.

Благодаря учету зоны ближайшего развития естественным образом созревают высшие психические функции, формирующиеся вначале с помощью обучающего взрослого, в совместной работе с ровесниками, а потом переходят в стадию собственного усвоенного опыта. Постепенность, преемственность знаний, учет возрастных особенностей – на этом базируется эффективное развитие.

Обучение ребенка

Таким образом, из концепции Л. С. Выготского становится очевидно, что роль обучения в процессе интеллектуального развития ребенка явно доминирует. Этот процесс активизирует ряд иных психических функций зоны ближайшего развития. Существует несколько уровней обучения: низший – когда ребенку предлагаются уже знакомые задачи, и высший – когда идет ориентация на зону ближайшего развития. Где-то в золотой середине и находится наиболее подходящий период подлинной учебы.

Разграничение зон актуального и ближайшего развития у конкретного ребенка дает ключ к диагностике развития, индивидуальным характеристикам одного ребенка или детского коллектива с высокой точностью и практической значимостью.

А теперь посмотрим, как эта теория Л. С. Выготского может выглядеть на практике. Часто на детской площадке можно увидеть, как работают психологические механизмы взаимодействия ребенка и взрослого.

Пример. Трехлетний малыш забирается на высокую горку: ему явно трудно, он карабкается, ухватившись за поручни, наваливаясь всем весом, чтобы преодолеть расстояние до вершины. Часто первый импульс взрослого – подхватить, поддержать, посадить самому. И тогда это действие просто оставит ребенка на его актуальном уровне развития, ничего не привнеся в его опыт. Оставить малыша пыхтеть, когда ему явно не под силу справиться с задачей? Это может повлечь отчаяние, ощущение одиночества, собственной несостоятельности, неуверенность в себе. Самое разумное – спросить, нужна ли помощь. Если да – мягко поддержать, не отнимая лавров победы у ребенка, если нет – быть рядом и обязательно восхититься отличным результатом, когда он все же выполнит задуманное сам.

А теперь проанализируем пример из школьной жизни. Обычно в тетради по русскому языку учитель правит ошибки красным цветом. И это вполне понятно: когда в классе 20-30 человек, нужно показать каждому, в чем он допустил ошибку. Хотя в таком случае мало кто из детей обращает серьезное внимание на суть ошибки – чаще интересует оценка. Но репетитор, занимающийся с учеником индивидуально, может только назвать количество ошибок на строке, не выделяя и не подчеркивая их, чтобы ученик сам обнаружил их. Ведь известно, что найденная самим и осмысленная ошибка стимулирует запоминание и усвоение материала гораздо лучше, чем ее директивное исправление. Это и есть работа в зоне ближайшего развития. Вообще, вектор обучения должен иметь четкую направленность в зону ближайшего развития, и постоянно должна стимулироваться самостоятельная работа ученика. Особенно с учетом тех информационных потоков, в которых мы сейчас живем.

Основной принцип обучения и развития

Получается, что зона ближайшего развития - это то, что еще находится вне пределов компетенции ребенка, но что вскоре войдет в его опыт. Взрослый должен вначале научить, потом поддерживать и направлять, если это необходимо, и обязательно ОТОЙТИ В СТОРОНУ, когда ребенок продемонстрирует свободное владение знаниями, умениями и навыками. Как ни странно, но именно последнее зачастую вызывает наибольшие трудности. А потом родители удивляются, почему трехлетка в ярости кричит «Я сам» или подростки перестают слышать и воспринимать указания взрослых, или ребенок становится пассивен и безынициативен. Не стоит лишать детей радости открытий и самостоятельного познания мира. Задача взрослых – показать, обучить, а затем дать свободу.

Вайолетт Оклендер – практикующий американский детский психотерапевт, доктор психологии, она выступала с лекциями и супервизиями в ряде стран, и ее по праву можно назвать одной из наиболее заметных фигур в детской психотерапии. Книга «Скрытые сокровища» появилась в результате наблюдений над сотнями детей, работы с глубоко травмированными маленькими пациентами и подростками, и тем ценнее выводы и рекомендации, которые окажутся полезными не только начинающим, но и опытным специалистам. Переведенная на 6 языков, эта книга включена в шорт-листы, рекомендуемые детским психологам и психотерапевтам, став своеобразным учебником-«путеводителем».

В. Оклендер применяет гештальт-подход, активно включает средства арт-терапии в работе с детьми и их родителями, предлагает ряд простых, но эффективных методик в работе с различными степенями травматизации. Эту книгу можно рассматривать и как руководство для работы, и как рекомендации для родителей, в ней затрагиваются как терапевтические, так и профилактические моменты в развитии и воспитании детей. Хотя направленность книги, скорее, узкоспециальная, но и внимательные родители, небезразличные к судьбе своего ребенка, смогут взять для себя нечто полезное и, прежде всего, переосмыслить собственное поведение сквозь непривычную призму детского восприятия. В потоке будничных дел иногда сложно заметить, как «слово ваше отзовется», как будет воспринят внешне невинный поступок родителей, вполне объяснимый с точки зрения логики. А для ребенка он может быть воспринят как тревожный сигнал и, возможно, запустит процессы, тормозящие полноценное развитие личности. И если будничные недоразумения довольно просто корректировать, то работа с детской травмой требует не только полной сконцентрированности, честности и аутентичности терапевта, но и мудрости, понимания, а иногда и просто выносливости. Например, в одной из глав В. Оклендер рассказывает, как ей однажды всю первую сессию пришлось просто перемещаться вслед за ребенком по собственному кабинету, который хватал то одну игрушку, то другую, а она мужественно следовала за ним, чтобы дать ему почувствовать безопасность, наличие с собой доброжелательного взрослого, принимающего и готового помочь. Это было своеобразное «испытание», которое устроил ей недоверчивый ребенок, но терапевт его прошла. Даже этот небольшой эпизод может быть хорошим уроком практикующим психологам.

Методика работы специалиста с ребенком

В процессе многолетней практики В. Оклендер выработала свой алгоритм работы с детьми и щедро предложила его читателям. Он заключается в нескольких этапах, которые я предлагаю рассмотреть подробнее.

1. Научение ребенка выражаться максимально конкретно. Например, фразу «я себя ненавижу» всегда нужно конкретизировать: всего себя? Или есть какие-то черты? Чаще всего в процессе этой работы ребенок отходит от первоначальной максималистской позиции и начинает понимать, что есть отдельные его стороны и качества, не удовлетворяющие по каким-то причинам.

2. И на втором этапе важно понять, что это за аспекты личности, что именно подвергается отторжению и отрицанию. Оформление этих аспектов в некий образ (фигурку, куклу из пластилина, рисунок) снимает напряжение и дает четко определенный вектор работы.

3. Часто эффективным оказывается сравнение с идеальными противоположными модальностями личности ребенка: к примеру, ребенок, считающий себя трусом и ненавидящий этот аспект своей личности, может припомнить моменты, когда он бывал смелым, вспомнить, что он ощущал тогда.

4. Следующий этап очень важен. В. Оклендер отмечает, в большинстве случаев у ее маленьких пациентов непременно присутствует подавленный гнев, что естественно, особенно учитывая запрет на внешнее проявление гнева и агрессии в нашей и западной культурах. И его обязательно следует «выпустить» наружу, используя для этого игрушечный молоток, глину, разрывание на части рисунка с негативным содержанием – арт-терапевтические методики, предполагающие обязательную деструкцию. «Сессию гнева» автор считает вообще одним из наиболее успешных методов для облегчения состояния ребенка. А родителям В. Оклендер рекомендует: «Проводите «сессию гнева» регулярно перед сном. Ребенок должен вам рассказать все, что ему не понравилось и что его взволновало за день. Не надо ничего обсуждать, просто послушайте». Это хорошая профилактика агрессии, детских неврозов, да и просто возможность ощутить близость, поддержать диалог родителя и ребенка.

5. На следующем этапе работы психотерапевт подчеркивает важность обретения с ребенком той его составляющей, которая принимается. С ней налаживается контакт (это может быть добрая фея-крестная из волшебных сказок, какой-то любимый персонаж книги или мультфильма, с образом которого отождествляет свой аспект ребенок). Эта часть «я» «озвучивается» ребенком. Например, терапевт спрашивает: «Как ты думаешь, что могла бы сказать эта фея?» И «фея» обращается к отрицаемому и ненавидимому аспекту «я». Как отмечает автор, иногда целесообразно вернуться, регрессировать к тому аспекту личности, который когда-то принял негативный интроект, согласился с неверным представлением о себе, чтобы подкорректировать его восприятие и обратить к нему ободряющий и поддерживающий монолог «феи-крестной».

6. В ходе дальнейшей работы вместе с ребенком составляется план дальнейших действий, которые ребенок может выполнять и дома, без сопровождения взрослых: это может быть разговор с персонажем, олицетворяющим часть «я», небольшой ритуал перед сном, тайный талисман или что-то еще, что может обеспечить поддержку ребенку.

7. На завершающем этапе терапии с ребенком обсуждаются и проигрываются ситуации, когда он оказывается способен оказать себе помощь и поддержку. Лучше будет сделать приятной привычкой способность радовать себя, пусть даже в мелочах.

Важность накопления опыта

Основное внимание в работе с травмированным ребенком В. Оклендер уделяет опыту проигрывания. Ведь до 10-11 лет дети и не нуждаются в анализе, вербализации происходящего, однако часто собственные сильные эмоции пугают ребенка, он замыкается в себе, считая себя «каким-то не таким». Это оправдано законами детской психологии, последовательно сменяющими друг друга фазами развития ребенка. И тогда часто спасает условная реальность, игра, в которой не только корректируются, но и закрепляются стратегии поведения и способы реагирования. До определенного возраста игра и вовсе необходима, как воздух (в книге В. Оклендер анализируются разные случаи: с детьми от 3 до 18 лет). Главное – понимать, каковы потребности и специфика развития личности на том или ином этапе. «Ребенок борется за возможность проявить себя и мечется между состоянием слияния и изоляции. Слияние подразумевает заимствование ощущения самости от кого-то другого – он должен быть похожим на другого, поскольку не имеет собственного представления о себе». И, чтобы обогатить и «напитать» этот только формирующийся еще образ собственного «Я», ребенку и нужен свой опыт преодоления, выработка своих, индивидуальных стратегий совладания с чем-то тревожным, непривычным и пугающим. Если насыщать образ «Я» позитивными подкреплениями от полученного безопасного опыта в кабинете терапевта, укрепится стержень личности, станет более устойчивой психика, сформируются те образцы поведения и реагирования, которые повлекут успешную социализацию и повысят адаптационные возможности (одна из глав так и называется - «Усиление «Я»).

Инструментарий для работы

Уже отмечалось, что В. Оклендер применяет широкий спектр арт-терапевтических методик в работе с детьми. И это обосновано тем, что мир ребенка – яркий, образный, метафоричный, а не логичный, вербализированный. Поэтому так хорошо «работает» то, что и составляет интерес ребенка до определенного возраста – рисование, игра, проигрывание с фигурками каких-то сюжетов, исследование новых для ребенка предметов и игрушек и пр. Кроме использования средств художественной выразительности (красок, пластилина, глины и т. п.), в последней главе автор уделяет внимание звукотерапии (или музыкальной терапии), описывая случай, когда ребенок «спасался» тем, что просто выбирал музыкальный инструмент и извлекал звуки, к чему присоединилась затем и терапевт. Подтверждается один из базовых законов терапии: излечение наступает, прежде всего, благодаря магии со-присутствия, дающего ощущения поддержки и безопасности. С детьми это буквально просто нахождение рядом и деятельность, которая объединяет, может быть, даже и без лишних слов.

Книга В. Оклендер написана очень простым языком, поэтому будет понятна даже тем, кто далек от профессионального изучения психологии. Она построена в форме заметок психотерапевта, рассказов о разных историях излечения разновозрастных детей. Причем ситуации, описываемые автором, универсальны: будь то горе и утрата, переживание ребенком собственной медлительности и неуклюжести, неумение общаться и вступать в контакт с другими, переживание одиночества, высокая тревожность и недоверие к миру взрослых, кажущемуся враждебным, отсутствие навыков самоконтроля и многие другие проблемы, которыми занимается детская психология. Поэтому, если вам интересен мир ребенка, непохожий на наш, если у вас есть дети и вы стремитесь к любви и пониманию в семье, заботитесь о психологическом здоровье ребенка – книга «Скрытые сокровища» - для вас.

Купить книгу в Литрес Купить книгу на ОЗОН Купить книгу в Лабиринте